— Километров за триста пятьдесят.
— А было?
— Около тысячи… Ну что, Вася, обсудим толком — как нам быть?
— Чего же еще обсуждать? Уже все обсудили… Стемнеет и тронемся. Побудешь у Козьмы Потаповича, пока Дяде дадим знать. У него безопасно. И одежонку евоной дочери Машки подберешь. А так опасно кругом: всюду войска нагнаны. Кто на отдыхе, кто на переформировке… Во всех селах стоят… — Вася задумался, потом вскинул голову и бросил окурок: — А лучше, знаешь что, сиди-ка ты здесь, а я сам принесу тебе одежонку. Юбку да кофту или платье какое… Тогда вместе и дойдем до Воробьева… В летчицком не стоит. Мало ли что. Вдруг напоремся…
Пообещав возвратиться часа через два, он скрылся за ближайшими стволами берез и сосен, и Наташа облегченно, с каким-то неясным, теплым трепетом вздохнула: «Нет, не пропадет на своей родной земле человек!»
Поздние сумерки уже сгустились, когда Вася принес юбку, кофту, серенький летний жакетик, пестрый головной платок, хлеб и бутылку молока. Наскоро закусив, Наташа переоделась в деревенское, запрятала в жакет оружие. Комбинезон и планшет засунули в дупло липы, карту сожгли.
— Вот досада, — рассказывал паренек, — никого не встретил, чтобы дать знать. Толкутся опять вокруг места, где самолет угробился, тебя ищут, а ты здесь. Опять в тех местах пальба была.
Вася вел Наташу тропинками среди орешника и молодых берез.
— И давно ты воюешь? — спросил он.
— С первого дня.
— Награды имеешь?
— Есть кое-какие…
— Где же тебе пришлось воевать?
— В Одессе, под Киевом, на Северном Кавказе… Была и в Закавказье… Там в госпитале лежала после ранения… Сейчас стоим на Курской дуге…
— Почему на дуге? — не понял Вася.
— Линия фронта так выглядит. Дугой изогнута…
— Понятно. У Дяди есть один из его близких друзей, грузин, офицер. До чего же лихой человек! Во всех диверсиях участник! Дает фрицам жару!.. Я на него дивлюсь не надивлюсь.
— А ты откуда его знаешь?
— Стало быть, знаю… Мы с ним близкие друзья! Я даже счет их выучил до десяти: эрти, ори, сами, отхе [5]
… и так далее…— Правильно… Я тоже несколько слов по-грузински знаю. Например: рогора харт — значит как дела…
— Интересно! Я не знал… При случае обязательно расскажу ему о тебе… Наверно, поинтересуется, как там дела на его родине. У нас ничего толком неизвестно.
— Эх, не до того, Вася! У меня голова другим забита и гудит как котел…
— С чего? — опять не понял он. Видимо, Вася смотрел на жизнь и на окружающую его обстановку значительно спокойней и проще.
— Неужели не понятно? Разве не видишь, в какой переплет я попала?!
— Дело обычное! Выкрутишься… Что за беда такая! — спокойно ответил мальчик.
Тон подростка заставил Наташу подумать о собственной выдержке.
«Возьми себя в руки, товарищ гвардии капитан!» — поглядывая на юного попутчика, приказала себе Быстрова.
Километров через пять в неясных отсветах ночи показалось Воробьеве. Село тянулось по косогору вдоль берега реки. Фронт в свое время миновал его, бои прошли стороной, и оно уцелело.
Заходить в село показалось Наташе рискованным. Она пожалела, что не договорилась с Васей о том, чтобы подождать где-нибудь в лесу, в относительной безопасности, пока он не приведет к ней Дядиного человека, хотя бы того самого грузина, о котором рассказывал с таким восторгом и любовью. Теперь, когда они уже входили в село, где были расквартированы немцы, и должны были попасть в избу какого-то Козьмы Потаповича, принятое ими решение казалось ошибкой — ошибкой неопытного Васи, решению которого она сгоряча подчинилась.
— Вася, а кто он — Козьма Потапович, к которому ты ведешь меня?
— Староста…
— Ты с ума сошел?!
— Спокойно. Знаю, что делаю. Он сегодня с вечера номер отколол… Дяде доложим.
— Что за номер?
— Да так…
Наташа поняла, что Вася не хочет ей рассказать, потому что не совсем доверяет.
Воробьеве выглядело в этот поздний час пустым и вымершим. Подходя к избе старосты, Наташа на всякий случай прикидывала в уме, в каком направлении можно быстрее всего скрыться. Надежней, конечно, было бежать с крыльца на бугор против дома, за сараями спрятаться в овражке, а потом по его дну добежать до леса…
Подойдя к крайнему окну дома, Вася тихо постучал ногтем по стеклу.
Прошло несколько минут, прежде чем отодвинулась плотная занавеска и кто-то бородатый посмотрел в окно. Потом послышался хриплый голос:
— Кто там?..
— Козьма Потапович, мы… — отозвался Вася.
Староста, заспанный и почесывающийся, открыл дверь в сенцы. Его внешность показалась Наташе неприятной.
— Проходите…
— Жди до завтрашней ночи, днем ничего не сделать, — шепнул Вася летчице. — Все договорено с ним. Я пойду…
И он, довольный собой и тем, что именно ему удалось отыскать летчика со сбитого самолета, не давая себе ни минуты отдыха, отправился за восемь километров в партизанский лагерь.
Наташа вошла в избу.
Задвинутый в сенях засов проскрежетал так, словно за спиной закрылась дверь ловушки.
В избе горела маленькая керосиновая лампа.
Не скрывая любопытства, Козьма Потапович внимательно осмотрел летчицу с головы до ног, потом, усевшись на табурет, предложил коротко:
— Садись…
Наташа тяжело опустилась на лавку.