Капитан Филибер

– Николай Федорович! Николай…

– Вижу!

А это тоже – согласно Истории? Наметом, не разбирая дороги, прямо на нас – в лохматой казацкой шапке, на невысоком коньке-тарпаныше, тоже лохматом. Летит, летит, летит…

Тасанке Уитке. Crasy Horse. Неистовая Лошадь.

– Кайгородов! Капитан Кайгородо-о-о-ов! Кайгородо-о-о-о-о-о-ов!

Неистовая Лошадь не может остановиться, взвивается на дыбы, тяжело опадает копытами в глубокий снег. Лохматая Шапка отчаянно машет рукой:

– До капитана Кайгородова!..

– Я здесь! Не стреляйте, не стреляйте!..

Бегу. Снег не мешает, расступается, тает под подошвами. От лошадиного бока несет горячим потом.

– Микола Федорыч! Поручик Хивинский прислали…

Из-под лохматой шапки – острый веселый взгляд.

– Есть батарея! В шашки взята. А чтоб вы не сумлевались, господин поручик велели передать… Это самое… Чар-яр!

«Чар-яр!» – шепчу я в ответ, все еще не веря, – «Чар-яр! Чар-яр!»

* * *

– Знаешь, на чем погорели остальные? – сказал он Миру. – Те, что хотели тебя изменить? У них были планы. Но в плане не учтешь всего, ты слишком велик и сложен. У меня нет плана – даже пакистанского, в трех мешках. Но зато я знаю твое расписание, понял? По неделям, по дням, даже по часам. У меня очень опасная работа – знать. Так что давай, катись себе из Прошлого в Будущее – а я рядом буду!

Солдатик дернулся, скривился, провел грязными пальцами по черной дыре в шинели, но внезапно расправил плечи.

Неровный оскал, желтые кривые зубы.

– Давай!

* * *

Донской Ахиллес сверкал голой пяткой – левой. Правая нога оставалось в сапоге, сам же бесстрашный герой – на брошенной прямо в снег шинели. Вид Пелеев сын имел весьма встрепанный.

– Филибер! – выдохнул он, даже не подняв головы. – Меня разбили! Представляешь? Мы…

– Ни хрена, – не слишком вежливо перебил я. – Полная победа. Не ранен?

Ахиллес с подозрением осмотрел пятку, нерешительно ткнул пальцем. Отдернул руку.

– Все, пора к коновалу. Или сразу – к Наполеонам. Зови, Филибер, санитаров! Я же видел: каблук – начисто. Боль до печенок пробила, все в крови, двинуться не могу…

Я закусил губу. Так и было – в той, настоящей Истории. Потому и не ушел. Потому и погиб.

Поглядел в серое январское небо, поймал взглядом синий – эдемский! – просвет в облаках. Тебе захотелось измениться, Мир? Или не захотелось – пришлось, когда пробило до печенок? Подтолкнули, развернули, перевели стрелки, заставив вносить коррективы прямо на ходу…

То ли еще будет!

– Разрешите!

Моего плеча коснулось что-то мягкое. Шапка – солдатская с трехцветной кокардой. Прапорщик Кленович, вновь обернувшись сестрой милосердия, склонилась над павшим.

– Санитары пришли, – без особых сантиментов прокомментировал я.

Ее рука осторожно дотронулась до ахиллесовой пяты, повернула… Отпустила.

– Обувайтесь, больной!

– Сапог его высокоблагородию! – гаркнул я. – Быстр-р-ро!

Вокруг засуетились, я и вдруг понял, почему так растеряны те, к кому мы, наконец, прорвались. Они видели, всё видели – пулеметная очередь сбила командира с ног, кто-то помог, разрезал окровавленное голенище, даже попытался перевязать… Обувайтесь, больной!

– Вот! Вот! Василий Михалыч, как раз размер ваш. Еще теплый!..

Обряд обувания Ахиллеса и решил пропустить. Отвернулся. На меня смотрела Ольга Станиславовна Кленович. Улыбалась.

– Мы действительно победили, капитан Филибер?

– Ага! – согласился я и поглядел прямо в зеленые глаза.

– Филибер! Что с Донской батареей? Да отвлекись ты!..

Раненый Ахиллес сгинул, обернувшись полковником Василием Михайловичем Чернецовым. Но это еще не повод отводить взгляд.

– Кранты батарее, – наконец, сообщил я. – Полковник Мионковский с ней разбирается. Сейчас гаубицы оприходует – и атакуем. И батарее кранты, и Голубову твоему – кранты…

– Все-таки я тебя построю! – крепкие руки развернули, качнули – влево, вправо, влево. – Будем с тобой, Филибер, устав учить, штафирка ты штатская! С невестой хоть познакомь!..

С кем? Я моргнул, я открыл рот, я глотнул воздух…

– Ольга Кленович, – очень серьезно проговорила моя невеста.

* * *