Он смотрел по-хозяйски, ибо Ему нечего было бояться. Бабочка-пылинка распростерла железные крыла над покорной землей. Даже всепобеждающая Гамадрила замерла в очередном горизонтальном прыжке, взвыв от зависти. Еще бы! Он, не взявший в Свой Мир ничего, кроме карманного «маузера», теперь со звенящих высот глядел на дело собственных рук и собственного разума. «Река Времен в своем стремлении…» Бурли, река, выходи из берегов! Прыгай, Гамадрила, выше прыгай, все равно не перепрыгнешь!
Зась!
Даже отсюда, с высоты отогнанных Его волей облаков, были заметны перемены. В привычной, расписанной по книгам реальности, окрестности погруженного во тьму Новочеркасска были бы пусты. Город замер, бессильный перед надвигающимися со всех сторон врагами. Еще чуть-чуть… «Чуть-чуть» никуда не исчезло, Он понимал, что город падет, погибнет, как и близкий Ростов, и уже захваченный Батайск. Но теперь окружения не было. На север спешили эшелоны – один на другим, с минимальным интервалом. Останавливались у станций и полустанков, выгружали людей, возвращались. А по серому снегу шли колонны – на восток, к почти невидимой ленте Сала, к редким станицам, к маленьким, утонувшим в снегу зимовникам. Организация не терпит импровизации – план выполнялся с максимально возможной точностью. Остатки гарнизона, училище, кадетский корпус, мастерские, сотни добровольцев, запечатанные сейфы банков, черные туши авто и броневиков, табуны лошадей… Дон не сдался Подтёлкову и Антонову, Дон уходил в Сальские степи. Не без боя – отряды прикрытия готовились встретить слишком рано поверившего в победу врага. Чем бы не кончилась затеянная Им война, она уже изменила русло Реки, заставив ее течь прямо в снежную глушь донских степей.
Стал иным и Ростов – тоже обреченный, тоже почти брошенный. Вожди «добровольцев» еще не знали, что прежней Истории нет. Они готовились к походу – к тому единственному, Ледяному. Теперь с ними не было казаков, даже малой горсти, что пошла с Корниловым в истинной реальности. Но не было и Автономова, их страшного врага, остановившего «добровольцев» возле Екатеринодара. Теперь красный главком вел свои эшелоны к станции Морозовской, чтобы оттуда нанести смертельный удар не желавшим сдаваться донцам. Но навстречу ему уже спешили Зуавы вместе с ростовскими добровольцами.
Река изменила течение свое. Война изменила течение свое.
А потом Он стал смотреть на людей – просто так, из любопытства. Он увидел Ольгу Станиславовну Кленович, странную девушку, которую теперь называл Сашей, и понял, что волноваться незачем. Она не уйдет с Корниловым в бессмысленный и страшный поход за Синей Птицей Смерти. Поезд мчал посланницу Алексеева на север, к одному из полустанков, где устроил свой временный штаб ушастый Кибальчиш. Василий Чернецов не даст в обиду невесту капитана Филибера. Лично встретит, осторожно коснется губами руки, напоит чаем, отведет отдельное купе в случайно уцелевшем вагоне первого класса. Она тоже не будет спать этой ночью, тоже станет смотреть в близкое черное небо, проступающее сквозь истаявший металл.
Пора было уходить, возвращая Миру его свободу, но Он не удержался – и поглядел на юг, на темный почти неразличимый Новочеркасск. Замер. Лицо – человеческое, еще живое. Это лицо он помнил – недвижное, сумрачное, с неаккуратной щеточкой седеющих усов.
Алексей Максимович Каледин. Не погибший, но помнящий свою смерть.
И тут Он понял, что всех троих: девушку, отважного партизана, мрачного Командора – связывает одно и то же. Вода вышедшей из берегов Реки Времен плеснула на них. Живая? Мертвая?
Ему показалось, что ответ очень прост. Он прислушался к Себе, но не успел. Исчезло небо, задернувшись железной завесью, заиндевевшее оконное стекло скрыло серую ночную степь, в ушли ударил грохот вагонных колес…
Нет, не грохот – смех. Мир, вновь ставший Самим Собой, смеялся над самонадеянным Творцом.
Подошвы коснулись земли, и я чуть не скользнул вниз, с невысокой насыпи. Не рассчитал, тело вспомнило вес автомата («Отделения, к машине!»), среагировало, но, «мосинка» со штыком оказалась не в пример тяжелее. Выпрямился, чертыхнулся сквозь зубы. Хорошее начало, добро еще на ногах устоял…
– Господин полковник!
Справившись с неподъемной винтовкой, я все-таки решился и заскользил по склону, чтобы не мешать выгрузке. Двери настежь – приехали. Морозовская, сэр!
…За серой дымкой утреннего тумана над заснеженным полем. Ориентир – солнце, вправо два. Розовое пятно поздней зари, легкий пар изо рта, вкус недопитого кофе, ноющая боль в висках. А еще говорят, «Шустов» и похмелье – две вещи несовместные…
– Господин полковник! Ваше высокоблагородие!..
Найдите вы полковника, наконец! Ни порядка, ни… Стоп! Полковник – это же…
– Ваше высокоблагородие! Возле насыпи обнаружены неизвестные люди. С оружием. Спрашивают капитана Филибера. Насколько я понимаю…
Незнакомый молоденький поручик из ростовского отряда. Докладывает с видом Индиана Джонса. Сюприи-и-из! Только тормознули, только из вагонов высыпали – и на тебе, артефакт. На сером снегу волкам приманка: пять офицеров, консервов банка…