Капитан Филибер

Я чертыхнулся, дернул за край ни в чем не повинного башлыка, подставляя шею морозу и ветру. «Не пропадай, Филибер!.». Я-то не пропаду, друг Василий…

Снег… Рота красноармейцев на подходе.

* * *

Юнкер Принц ждал меня, там, где и договаривались — в огромном неуютном номере гостиницы «Европейская», где даже ковры пропахли клопами. К моему удивлению, он был при полном параде: темный костюм, шелковая рубашка, галстук-бабочка. Очки новые — в золотой оправе.

Форму в поездку я надевать запретил. Мало ли, кого по пути встретить придется? Пришлось моему Принцу путешествовать в сущем рванье, поэтому когда парень попросил разрешения приодеться, возражать не стал. Благо, денежное довольствие в отряде выдавали регулярно.

— Господин капитан Юнкер фон Приц… Николай Федорович, я… Я смешно выгляжу?

— Что вы, Сергей! Вид у вас очень даже… А мы куда-то собираемся?

Оклад Принцу я установил офицерский. На нем висела вся наша бухгалтерия, кроме того, парень был вынужден заниматься еще и адъютантскими обязанностями, от чего изрядно страдал. Но я был неумолим: в отряде хватало бойцов с нормальным зрением. К тому же характер у меня — не сахар, а мы с Принцем уже успели притерпеться друг к другу.

— Какая тетушка, Сергей? Ах, да, рассказывали, помню. Думаете, нас будут рады видеть? Не знаю даже, плана на вечер у меня нет, даже пакистанского… Ладно, ведите!

К тетушке? А почему бы и не к тетушке?

* * *

— …Господа, господа, чаю, пожалуйста, чаю! И пирог, господа, угощайтесь, угощайтесь!..

— Эх, пропала Россия!

— «Я синеглаза, светлокудра.
Я знаю — ты не для меня…
И я пройду смиренномудро,
молчанье гордое храня.
И знаю я — есть жизнь другая,
где я легка, тонка, смугла,
где от любви изнемогая,
сама у ног твоих легла…»

— Иверскую часовню — вдребезги, одни кирпичи остались. На Спасской башне икону расстреляли, и Чудов монастырь пострадал, и Большой дворец. А юнкеров-мальчиков — штыками, штыками…

— Ироды, ироды!

— Чаю, господа, чаю!..

— «И, замерев от сладкой муки,
какой не знали соловьи,
ты гладишь тоненькие руки
и косы черные мои…»

— Николай Федорович! Вот вы все время говорите о войне. Что начинается, что это — лишь первые зарницы. Какая война? Никто воевать не хочет, с нашего курса почти половина по домам разъехалась. Если чуда не произойдет, большевики придут и сюда, и в Киев, и на Камчатку. Я это не тому, чтобы оружие бросить, но вы же видите — никто и не думает сопротивляться, даже казаки!..

— Вы правы, Сергей. И — неправы. Я слыхал про одну великую… великую Империю. Однажды три… три губернатора собрались и решили, что этой Империи больше нет. И ее не стало — никто не вышел на защиту, ни один танк, ни один человек. Но сейчас так не будет. Чтобы победить, большевики распустили армию — двенадцать миллионов «человеков с ружьем». Эта лавина сметает, как цунами, все на своем пути — а следом идут Антонов и Сиверс. Они еще не понимают, что волна дойдет до краев — и отхлынет назад. И тогда начнется по-настоящему. Даже если один из дюжины не довоевал, представляете, сколько будет желающих пострелять? Не за царя или за Маркса, а просто так, потому что привыкли. Это и есть секрет войны, Сергей: миллионы тех, кто с ружьем, кто хочет — и кто будет сражаться…

— Чаю, господа, чаю! И как вам пирог? Правда? О-о, вы льстите, на Рождество был, конечно, удачнее…

— Ироды проклятые, ироды!

— Нет, нет, господа, отчаиваться рано. Открою вам секрет: в Москве создан Национальный центр, он уже ведет переговоры с союзниками, те обещают прислать двадцать дивизий. Правда, придется уступить французам Новороссию. Но что делать, господа? За спасение отечества надо заплатить. Так думает сам Милюков!

— «И, здесь не внемлющий моленьям,
как кроткий раб, ты служишь там
моим несознанным хотеньям,
моим несказанным словам.
И в жизни той живу, не зная,
где правда, где моя мечта,
какая жизнь моя, родная,
не знаю — эта, или та…»

— Но сейчас… Николай Федорович, выходит, сейчас на нас идет цунами? Что же делать? Мы же его не остановим!

— Его никто не остановит, Сергей. Но мы должны выжить, переждать, когда схлынет вода — и попытаться собрать уцелевших. Тогда… Может быть, тогда…

— Да, да! Если нас поддержат союзники, если Клемансо пришлет войска… Понимаю, господа, я и сам патриот, но Россия сошла с ума. Да-с! Сошла с ума. И сейчас требуется тре-па-на-ци-я! Пусть хирург будет иностранный — не беда. Да-да, так думает Милюков, сам Милюков!..

— Чаю, господа! А вот и пышки, они, кажется, прекрасно получились. Прошу вас, прошу…

— Николай Федорович, а что такое «пакистанский план»?

Лабораторный журнал № 4

14 марта.

Запись шестая.