Читаем Капитан флагмана полностью

Таранец широко открыл глаза. В университет?.. С такими оценками, как у него?

- Можешь рассчитывать на мою помощь, - сказал Романов. - Химика или физика из тебя не выйдет. И педагога, боюсь, тоже не получится. Но ведь нам кроме педагогов, химиков и физиков нужны еще и лирики. Что у тебя по литературе?.. Пятерка?.. Не дал бы... С ошибками пишешь. Но все равно я тебе помогу. На вечерний. Там у меня - рука...

Через два дня на литературной странице областной газеты появилась подборка стихов Таранца. В своей статье, посвященной анализу творчества молодых поэтов, Романов больше всего внимания уделил Григорию Таранцу, пророча ему большую будущность. В тот же день на общественном смотре молодых дарований, организованном Домом народного творчества, Григорий прочитал только отобранные Романовым и напечатанные в газете три стихотворения. Ему бурно аплодировали. Просили читать еще. Грише очень хотелось уступить этим просьбам, но хватило мужества отказаться.

После смотра Романов потянул своего подопечного в ресторан. Угостил ужином с вином, попросил не откладывать с подачей заявления в университет. Там уже все договорено. Только нужно завтра же - на работу.

Он вынул блокнот, черкнул несколько слов на листке, вырвал и протянул Григорию.

- Бумажку в отдел кадров снесешь. Судостроительного. Фамилия там указана. Этот человек для меня все сделает. Важно, чтобы ты до поступления в университет числился уже представителем рабочего класса. На конкурсной комиссии по нынешним временам рабочий класс... Экзамены беру на себя. Но если ты будешь плохо учиться, я из тебя бифштекс сделаю почище вот этого, ткнул он вилкой в ломоть дымящегося мяса, красочно обрамленного картофелем и яркой зеленью. - Ты сможешь работать и учиться. И работать хорошо, и учиться хорошо.

- Смогу.

- Ты мне нравишься, мой мальчик, - сказал тогда Романов, наливая себе еще вина. Уже охмелевший Григорий тоже потянулся к бутылке, но Иван Семенович отодвинул ее.

- Я хотел за ваше здоровье, - смутился Григорий.

- Ты уже пьян. И ровно настолько, насколько должен быть пьяным человек в твоем положении.

И потом Романов постоянно опекал его. Даже когда случилась беда и Григорий попал в тюрьму, Иван Семенович не оставил его. Выйдя на свободу, Григорий узнал, что и тут ему помог его добрый гений. И первым делом пошел в редакцию, чтобы поблагодарить Романова. Иван Семенович искренне обрадовался ему - обнял, крепко поцеловал.

- Подожди несколько минут, мой мальчик, я скоро освобожусь.

Спустя полчаса они уже сидели в ресторане. Принесли водку и закуску. Быстро захмелев, Григорий стал извиняться за беспокойство, благодарить, но Романов оборвал его.

- Ты это брось, дружище, - произнес он своим великолепным баритоном. Я делал только то, что подсказывала мне совесть и товарищеский долг. Я ведь понимаю: орлам иногда приходится и пониже кур спускаться. Подумаешь, полгода тюрьмы. Японские психологи уверяют: чтобы приобрести абсолютный комплекс полноценности, нужно хоть немного побыть за решеткой. Я считаю, что талант на то и талант, чтобы идти по жизни отнюдь не гладенькой дорожкой. Но мой тебе совет: пора кончать с этим. Покуролесил - и хватит: за ум браться пора.

Григорий пообещал.

Да, Иван Семенович был добрым гением Григория Таранца, но то, что произошло сейчас...

Через пятнадцать минут он стоял уже у дверей его квартиры и звонил.

- А-а, Григорий!.. Заходи, брат, заходи, - обрадовался Романов. - Вижу, прочитал. Рисунок понравился? Я предложил. Решил, что такой больше всего подойдет.

- Я не читал своей поэмы, - сказал Григорий. - Я читал вашу статью.

- Какую статью?

- "Гуманизм или?.." С многозначительным вопросительным знаком и многоточием.

- Это Вербовский писал. Там ведь указано.

- Вербовский - это псевдоним.

- Мой псевдоним ты ведь знаешь. Кстати, я его ни разу не менял. Впрочем, эту статью я подписал бы тоже. И с чистой совестью. - Романов тяжело вздохнул. - Да, печален удел журналиста. Вот у вас, людей свободного творчества, полный простор, а нам приходится, как это говорил Маяковский, "вылизывать чахоткины плевки...". Будешь курить? - спросил он, протянув портсигар.

- У меня свои.

- Да что с тобой?

- Скажите, как вы понимаете слово "журналист"? - спросил Таранец.

- Мне надо разогреть кофе и поджарить гренки. Пойдем, там и поговорим.

Они прошли на кухню. Гриша стоял в дверях, смотрел, как Романов орудует у плиты.

- Итак, тебя интересует, что такое журналист? Журналист - это человек, чутко реагирующий на все события. Если образно - это совесть своего народа. Журналистами были Маркс и Энгельс. Ленин считал себя журналистом.

- Амфитеатров и князь Мещерский тоже были журналистами, могу назвать еще мерзавцев, готовых за сенсационную строчку сжечь родную мать на костре!

Романов оставался внешне спокойным. Высыпал кофе из кофемолки в кофейник и спросил:

- Скажи, друг, существует на свете благодарность или она сейчас не в чести?

- О какой благодарности речь? - глухо спросил Григорий.

- Послушай, ведь я из тебя человека сделал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза