Капитан флагмана

Ник-Ник извлек из-под микроскопа препарат, который до этого рассматривал, взял из рук Багрия стеклышко, четким движением пальцев повертел микрометрический винт туда и обратно, встал, уступая место Багрию.

- Пожалуйста!

Андрей Григорьевич долго рассматривал препарат.

- Как вы думаете, - спросил Ник-Ник, - чем вся эта история закончится?

- Боюсь, добром она не закончится.

- Мое заключение играет какую-нибудь роль?

- Будалов говорит, что результаты вашего исследования могут стать решающими в комплексе смягчающих обстоятельств.

- Тогда я вам прочту свое заключение, - сказал Ник-Ник.

Он открыл ящик стола, извлек оттуда черновой набросок, стал неторопливо читать. Заключение было длинновато, с обилием подробностей. Но чувствовалось, что Ник-Ник от всей души хочет, не поступаясь правдой, хоть чем-нибудь помочь Галине Тарасовне. И это тронуло Багрия. И последний абзац заключения тоже тронул. Он был ясный и недвусмысленный: "Заболевание, безусловно, смертельное".

- А заключение судебных экспертов не разойдется с вашим?

- Нет, они тоже укажут, что смертельный исход был неизбежен.

- Да, пожалуй, от таких опухолей никто не выживал, - сказал Багрий.

- Вы читали статью?

- Читал, - вздохнул Багрий. - Подлость, отлично замаскированная благородным протестом и возмущением.

- Кто бы это мог? - спросил Ник-Ник.

- Не знаю, не знаю, - ответил Багрий. - Сегодня вообще день сплошных сенсаций: сначала эта статья, потом это покушение на Романова...

- Слышал, слышал, - сказал Ник-Ник. - Как он там?

- Пока без сознания. Но Остап Филиппович говорит, что все обойдется самым лучшим образом. Перелом височной кости. Небольшой. Осколки убрали. Мозговая оболочка не повреждена. Вы дадите препарат Валентины Лукиничны?

- Для вашей коллекции?

- Нет, я хочу получить заключение кафедры патологической анатомии нашего медицинского института. Конечно, если вы не возражаете. Я уже звонил профессору Шумилиной. Она обещала сегодня же посмотреть и тут же дать заключение.

- Тогда мы пошлем ей вот эти препараты - уже готовые, - сказал Ник-Ник. - У меня их несколько.

- Да, так будет лучше. Сами понимаете - случай из ряда вон выходящий и, надо полагать, станет предметом обсуждения научного общества.

- Вы как будто извиняетесь, - улыбнулся Ник-Ник, - кафедра патологической анатомии - это кафедра патологической анатомии. А профессор Шумилина - звезда первой величины в нашей области. - Он легко завернул препараты и протянул их Багрию. - Когда получите результаты анализа, позвоните, пожалуйста.

- Обязательно! - сказал Багрий.

Он поднялся к себе в отделение, написал письмо Шумилиной и пригласил старшую сестру.

- Пожалуйста, пошлите кого-нибудь сейчас же в медицинский институт. Вот это письмо и препараты нужно срочно передать профессору Шумилиной. И скажите сестре, чтобы обязательно подождала ответ и занесла его мне домой. Если меня дома не будет, пускай опустит в почтовый ящик. А сейчас позовите, пожалуйста, Вадима Петровича.

43

Похороны - в два. Потом - поминальный обед, на котором нужно будет присутствовать. Торжественное собрание во Дворце культуры кораблестроителей в семь.

Всю ночь Тарас Игнатьевич провел у тела жены. Обитый красной тканью гроб возвышался на раздвинутом столе в большой комнате старого сельского дома, в котором родилась Галина. Иногда Тарасу Игнатьевичу казалось, что на лице умершей застыло осуждение. В такие минуты он принимался всматриваться в ее лицо и убеждался, что это не осуждение, а покорность и умиротворенность.

Пахло туей, ладаном, воском. Мерцали свечи у изголовья покойницы. В углу под иконами теплилась лампада, тускло освещая старую потемневшую божницу. Мать сидела под иконами, маленькая, сухонькая. Руки с узловатыми пальцами - на коленях. Он ходил по комнате, по белой в черную полоску дорожке, стараясь не стучать каблуками. Останавливался, смотрел на Валентину и снова принимался ходить, думая об одном и том же - об их последней встрече в субботу... Он приехал в больницу около семи - задержался с Джеггерсом. У нее к этому времени начался приступ. Когда Галина пошла, чтобы принести лекарства для инъекции, Валентина сказала:

- Ты бы шел, Тарас. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.

- Какой?

- Как тогда, на Кавказе. Помнишь, на той горе?

- Там было совсем другое, - сказал он.

- То же самое, - возразила она. - Не хочу, чтобы ты видел меня такой. Он чувствовал, что она задыхается, с трудом сдерживает боль и говорить ей трудно. - Вообще-то мне намного лучше, - продолжала она, стараясь улыбнуться, - но сейчас... Может быть, это оттого, что я очень волновалась, ожидая тебя. Галина мне говорила, что у тебя все благополучно, и я очень рада.