Читаем Капитан флагмана полностью

Что она сказала тогда, Галина, перед его отъездом в Заозерное?

- Я тут останусь. Не под силу мне.

- Надо бы проститься все же с матерью, - пробормотал он нерешительно.

- Я уже простилась. Еще тогда. Я уже простилась.

Она отвернулась, уткнулась головой в дверной косяк. Тарас Игнатьевич посмотрел на ее вздрагивающие плечи и сказал:

- Не изводи себя, нам ведь жить надо. Не знаю как, а надо.

Он хотел еще что-то сказать, но горло сдавила спазма, и он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Уже внизу остановился, постоял несколько секунд, раздумывая - не вернуться ли.

Решил не возвращаться.

Потом он все время корил себя за то, что не вернулся. И сейчас, стоя у могилы, он думал о том же.

- Я должен быть там, - прошептал он чуть слышно и повторил: - Сейчас, когда тут все кончено, я должен быть там.

Он спешил. Ему хотелось до торжественного собрания хоть на несколько минут заглянуть к Галине. Но Галины дома не оказалось.

- Она сейчас у Будалова, - сказал Сергей.

Будалов первую половину дня, как в понедельник, так и во вторник, провел в больнице. Беседовал с врачами, сестрами, санитарками. Его смущало какое-то несоответствие между показаниями Галины и тем, что он узнал.

Вернувшись из больницы, Будалов позвонил Галине Тарасовне и попросил прийти. Это был только второй допрос, а Галине казалось, что они тянутся беспрерывно уже много дней, что ей все время задают вопросы, а она вынуждена отвечать, не понимая зачем.

Будалов был серьезен, сдержан и вежлив.

"Он, конечно, со всеми так, - подумала Галина. - Он не делает для меня исключения. И это хорошо, что он со мной так, как со всеми".

- Скажите, Галина Тарасовна, - начал Будалов. - Не могла ли ваша мать умереть в тот вечер естественной смертью?

- Вы уже спрашивали об этом.

- Да, но это было вчера.

- За это время ничего не изменилось.

- И все же?

- Конечно, она могла умереть и так. А вот остаться в живых после того, как я вспрыснула ей три ампулы наркотала...

- Да-а, это - смертельная доза. Я знаю.

Он смотрел на нее несколько минут, потом спросил неожиданно:

- Скажите, вы любите грезить?

Она посмотрела на него удивленно.

- Да, я люблю полежать перед сном и погрезить. Я всегда была большой мастерицей вызывать у себя красочные картины перед глазами. Порой это целые эпизоды, как в кино, очень яркие, увлекательные.

- Я так и полагал. О чем вы думали вчера и сегодня, оставаясь наедине с собой? О чем вы разговаривали сами с собой?

Она опять посмотрела на него с удивлением.

- Дело в том, что людям после более или менее значительных поступков свойственно анализировать их, - поспешил разъяснить Будалов. - И это почти всегда - разговор с собой. Ну вот, к примеру, когда, выступая на собрании, говоришь не то, что хотел бы, или не так, как хотел бы.

- Понимаю. Это когда перебираешь в памяти то, что произошло. И думаешь, как бы оно могло произойти при других обстоятельствах.

- Вот, вот, - сказал Будалов. - Сергей Романович называет это мыслями на обратном пути - пустым размахиванием руками после драки. Вот и я спрашиваю, о чем вы разговариваете сами с собой?

- Боюсь, не смогу объяснить, - произнесла она. - Это какая-то сумятица мыслей.

- Постарайтесь.

- Я никому не говорила об этом. Даже Сергею.

- А мне расскажите, пожалуйста. Это очень важно.

- Для кого важно?

- Для вас. Бывает обыкновенная трясина, как на болоте, например, но бывает и другая, гораздо опаснее.

- Хорошо, я расскажу. Только постарайтесь правильно понять меня.

Он молча кивнул.

- Их двое. Один говорит, что я поступила правильно. Он мастер рассуждать спокойно. Он как машина.

- А другой?

- А другой мечется в тоске, ломает руки и все время спрашивает: "Как ты посмела? Как ты опустилась до такого? Как ты могла забыть, что ты не только человек, но и врач, который давал клятву всегда и везде бороться за жизнь и только за жизнь?" Я понимаю, это звучит наивно и плакатно, но это именно те слова, которые говорит другой, тот, который в отчаянии ломает руки.

- А что на это отвечает первый?

- Он немногословен и спокоен. Он говорит одно и то же: "Она больше не могла".

- Понятно, - протянул Будалов. - Давайте опять попытаемся восстановить некоторые детали того вечера. Подробности, которые вы мне сообщили вчера, страдают отсутствием последовательности. У меня все время такое впечатление, будто вы в тот вечер находились в состоянии какой-то спутанности.

Она отрицательно покачала головой.

- Нет, у меня было совершенно ясное сознание. Конечно, отдельные мелочи могли не запомниться или запомниться очень смутно. Но в общем-то сознание у меня было ясное.

- Вот и давайте попробуем восстановить все мелочи.

- Давайте, - согласилась Галина.

- В котором часу вы ввели вашей матери первую ампулу наркотала?

- В десять. Это я хорошо помню. Били часы в коридоре.

- Оказывается, вы помните даже звон часов? Очень хорошо. Итак, около десяти часов вечера вы решили сделать матери инъекцию наркотала. Вы обнаружили, что у вас нет йода. Взяли пузырек и пошли в процедурную.

- Да, наливая йод из флакона в свой пузырек, я пролила на халат.

- Вот этот? - спросил Будалов, вынимая из ящика стола и развертывая халат.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза