Что она сказала тогда, Галина, перед его отъездом в Заозерное?
- Я тут останусь. Не под силу мне.
- Надо бы проститься все же с матерью, - пробормотал он нерешительно.
- Я уже простилась. Еще тогда. Я уже простилась.
Она отвернулась, уткнулась головой в дверной косяк. Тарас Игнатьевич посмотрел на ее вздрагивающие плечи и сказал:
- Не изводи себя, нам ведь жить надо. Не знаю как, а надо.
Он хотел еще что-то сказать, но горло сдавила спазма, и он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Уже внизу остановился, постоял несколько секунд, раздумывая - не вернуться ли.
Решил не возвращаться.
Потом он все время корил себя за то, что не вернулся. И сейчас, стоя у могилы, он думал о том же.
- Я должен быть там, - прошептал он чуть слышно и повторил: - Сейчас, когда тут все кончено, я должен быть там.
Он спешил. Ему хотелось до торжественного собрания хоть на несколько минут заглянуть к Галине. Но Галины дома не оказалось.
- Она сейчас у Будалова, - сказал Сергей.
Будалов первую половину дня, как в понедельник, так и во вторник, провел в больнице. Беседовал с врачами, сестрами, санитарками. Его смущало какое-то несоответствие между показаниями Галины и тем, что он узнал.
Вернувшись из больницы, Будалов позвонил Галине Тарасовне и попросил прийти. Это был только второй допрос, а Галине казалось, что они тянутся беспрерывно уже много дней, что ей все время задают вопросы, а она вынуждена отвечать, не понимая зачем.
Будалов был серьезен, сдержан и вежлив.
"Он, конечно, со всеми так, - подумала Галина. - Он не делает для меня исключения. И это хорошо, что он со мной так, как со всеми".
- Скажите, Галина Тарасовна, - начал Будалов. - Не могла ли ваша мать умереть в тот вечер естественной смертью?
- Вы уже спрашивали об этом.
- Да, но это было вчера.
- За это время ничего не изменилось.
- И все же?
- Конечно, она могла умереть и так. А вот остаться в живых после того, как я вспрыснула ей три ампулы наркотала...
- Да-а, это - смертельная доза. Я знаю.
Он смотрел на нее несколько минут, потом спросил неожиданно:
- Скажите, вы любите грезить?
Она посмотрела на него удивленно.
- Да, я люблю полежать перед сном и погрезить. Я всегда была большой мастерицей вызывать у себя красочные картины перед глазами. Порой это целые эпизоды, как в кино, очень яркие, увлекательные.
- Я так и полагал. О чем вы думали вчера и сегодня, оставаясь наедине с собой? О чем вы разговаривали сами с собой?
Она опять посмотрела на него с удивлением.
- Дело в том, что людям после более или менее значительных поступков свойственно анализировать их, - поспешил разъяснить Будалов. - И это почти всегда - разговор с собой. Ну вот, к примеру, когда, выступая на собрании, говоришь не то, что хотел бы, или не так, как хотел бы.
- Понимаю. Это когда перебираешь в памяти то, что произошло. И думаешь, как бы оно могло произойти при других обстоятельствах.
- Вот, вот, - сказал Будалов. - Сергей Романович называет это мыслями на обратном пути - пустым размахиванием руками после драки. Вот и я спрашиваю, о чем вы разговариваете сами с собой?
- Боюсь, не смогу объяснить, - произнесла она. - Это какая-то сумятица мыслей.
- Постарайтесь.
- Я никому не говорила об этом. Даже Сергею.
- А мне расскажите, пожалуйста. Это очень важно.
- Для кого важно?
- Для вас. Бывает обыкновенная трясина, как на болоте, например, но бывает и другая, гораздо опаснее.
- Хорошо, я расскажу. Только постарайтесь правильно понять меня.
Он молча кивнул.
- Их двое. Один говорит, что я поступила правильно. Он мастер рассуждать спокойно. Он как машина.
- А другой?
- А другой мечется в тоске, ломает руки и все время спрашивает: "Как ты посмела? Как ты опустилась до такого? Как ты могла забыть, что ты не только человек, но и врач, который давал клятву всегда и везде бороться за жизнь и только за жизнь?" Я понимаю, это звучит наивно и плакатно, но это именно те слова, которые говорит другой, тот, который в отчаянии ломает руки.
- А что на это отвечает первый?
- Он немногословен и спокоен. Он говорит одно и то же: "Она больше не могла".
- Понятно, - протянул Будалов. - Давайте опять попытаемся восстановить некоторые детали того вечера. Подробности, которые вы мне сообщили вчера, страдают отсутствием последовательности. У меня все время такое впечатление, будто вы в тот вечер находились в состоянии какой-то спутанности.
Она отрицательно покачала головой.
- Нет, у меня было совершенно ясное сознание. Конечно, отдельные мелочи могли не запомниться или запомниться очень смутно. Но в общем-то сознание у меня было ясное.
- Вот и давайте попробуем восстановить все мелочи.
- Давайте, - согласилась Галина.
- В котором часу вы ввели вашей матери первую ампулу наркотала?
- В десять. Это я хорошо помню. Били часы в коридоре.
- Оказывается, вы помните даже звон часов? Очень хорошо. Итак, около десяти часов вечера вы решили сделать матери инъекцию наркотала. Вы обнаружили, что у вас нет йода. Взяли пузырек и пошли в процедурную.
- Да, наливая йод из флакона в свой пузырек, я пролила на халат.
- Вот этот? - спросил Будалов, вынимая из ящика стола и развертывая халат.