Капитан флагмана

- Вот видишь, только за то, что вернули с того света, сожгли бы. Хотя таким, как Миша Богуш, сейчас все равно - жить или умереть. Только родные и близкие страдают. И конечно же Остап Филиппович прав: таким, как Богуш, надо дать возможность окончательно умереть хотя бы для того, чтобы избавить от страданий мать, близких, друзей.

- Это было бы преступлением.

- Да, конечно, - согласилась Галина. - По закону он живой. И никто не имеет права отнимать у него этой жизни. За такое судили бы, как за убийство.

- И правильно.

- Нет, - горячо возразила Галина, и на бледных щеках ее вспыхнул румянец, а усталые глаза вдруг загорелись лихорадочным огнем. - Нет, человека делает человеком не работа сердца и желудка, а мозг, разум. А у Миши его уже нет и никогда не будет.

Сергей подошел к подзеркальнику, погасил в пепельнице сигарету, потом подсел к Галине. Обнял. Произнес ласково:

- Не нужно об этом.

- О чем? - спросила она не то удивленно, не то с испугом.

- О том, о чем ты думаешь сейчас. Мне кажется, понятие милосердия значительно шире, чем это толкуется в словаре. Оно включает в себя не только сострадание к другому, но и терпимость и умение владеть собой. Не только любовь, но и веру и надежду.

- Веру? Во что? - не поворачивая головы, спросила Галина. - Надежду? На что?

- На чудо. Да, надежду на чудо и веру в то, что оно может произойти.

- Чудес не бывает.

- Бывают, Галочка.

- Нет, - покачала она головой. - Чудес не бывает. А вот жестокость под маской милосердия - это бывает. - Она резко повернулась к нему, и он опять увидел ее глаза, полные лихорадочного огня. - Помнишь твой случай на болоте? Помнишь? То, что Вартан сделал тогда, было милосердием. Милосердием с большой буквы.

- Милосердие всегда приносит человеку гордость и удовлетворение. А Вартан... Он этим выстрелом там, на болоте, и себя обрек на гибель.

- И все же то, что он сделал тогда, - милосердие. Нет ничего ужаснее обреченности. Чем скорее покончить с нею, тем лучше. И Вартан поступил правильно. Я, конечно, не смогла бы. И потом презирала бы себя всю жизнь... А он смог.

- Тогда была война, Галочка.

- Обреченность - всегда обреченность. И страдания - тоже всегда страдания. И если хочешь, то, что Вартан сделал тогда, на трясине, - подвиг.

- Глупости, - уже резко произнес Сергей.

- Нет, - покачала она головой. - Помнишь, у Галины Николаевой - "Смерть командарма"?

Она стала читать на память так, как умела читать только она, без надрыва, но так выразительно и проникновенно, что у Сергея мурашки пошли меж лопаток.

"Кто-то схватил Екатерину Ивановну за ногу. "Доктор, сделайте милость", - попросил ее человек с развороченным животом. И она сделала милость. Она сделала то, что запрещается законом и этикой. Она ввела ему..."

- Этика не то слово, - сказал Сергей. - Я бы написал так: "И она сделала то, что запрещали Закон и Совесть".

- Это одно и то же. И там, и здесь нравственная ответственность за свой поступок.

- Знаешь, о чем я думаю? - спросил он.

- О чем?

- Тебе надо уехать. Хотя бы на несколько дней.

- Мне?.. Сейчас?..

- Нет, право же, лучше тебе на какое-то время оторваться от всего этого. Не знаю почему, но мне... страшно за тебя.

- Напрасно. Если бы я была на месте этой Екатерины Ивановны там, на обреченном пароходе, я бы ничего не сделала. Ткнулась бы носом в угол и ревела. И погибла бы вместе со всеми. Погибнуть так вот, по-глупому, я бы, пожалуй, смогла. Почему ты смотришь на меня так?

- Я люблю тебя, глупенькая!

- И поэтому ты хочешь меня выпроводить?

- Да.

- Не будем об этом.

- Хорошо, не будем, - согласился он. - Будем завтракать. Сейчас я приготовлю тебе поесть. Хочешь яичницу? Глазунью. На шпиге. Пальчики оближешь.

Она посмотрела на часы и встала.

- Нет, я сама приготовлю.

Она пошла в ванную, стала умываться. Он открыл холодильник, достал яйца и квадрат толстого присоленного сала. Когда она вошла в кухню, он стоял, задумавшись, у газовой плиты.

- Ты о чем? - спросила она.

- Думаю вот, как нарезать сало - кубиками или ломтиками?

- А ну-ка убирайся отсюда, - сказала она с напускной строгостью. - Ты, наверное, полагаешь, я без ума от того, что ты научился хозяйничать. Я тебя от этого быстро отучу.

- Господи, да я ведь только об этом и мечтаю, - рассмеялся он.

- Иди к себе. Когда все будет готово, я позову тебя.

- Хорошо, - согласился он и отправился в кабинет, положил перед собой рукопись, вооружился ручкой и стал читать. Через минуту заметил, что читает автоматически, ничего не понимая, что мысли его - совсем о другом.

"Надо обязательно, и сегодня же, поговорить с Андреем Григорьевичем, подумал он, - и рассказать ему все. И о том, что она молилась... Нет, этого, пожалуй, даже ему рассказывать не нужно".

25

Мост через Вербовую в десяти километрах к востоку от города. Дорога к нему идет по узким живописным улицам пригорода. Она то уходит вниз, то поднимается в гору, то приближается к реке почти вплотную, то отдаляется петляет. Мост - высокий, двухъярусный. На нижнем ярусе - железнодорожная линия, верхний - для автотранспорта.