Капитан флагмана

Багрий вспомнил встречу с Будаловым, свои раздумья после этой встречи и рассказал Каретникову о том убийстве, когда отец, в пьяном дурмане, зарезал жену и детей, а сам повесился. Каретников слушал уже не просто внимательно, а сосредоточенно. Когда же услышал о детских следах на полу, лицо его болезненно исказилось. Он скрипнул зубами, ударил кулаком по столу и глухо произнес:

- А ведь он, этот полицай, и меня на то же самое подбивает, подлюга. "Нельзя тебе детей, Назарка, - говорил. - След на земле оставлять нельзя".

- Какой полицай? - спросил Багрий.

Каретникову уже давно хотелось рассказать кому-нибудь все, что таилось в душе, чем тяготился. Кому же и не рассказать, если не этому старому доктору, который сумел заглянуть ему в душу, понять его муку. И Каретников начал свой рассказ. Багрий слушал затаив дыхание. "Вот оно - еще одно эхо войны", - думал он. Чем дальше шел рассказ, тем с большим волнением слушал Багрий.

- Всю жизнь изуродовал мне этот Крысюк - прихвостень фашистский.

- Как вы сказали?.. Это фамилия полицая - Крысюк?..

- Его.

Багрий несколько секунд молчал, ошеломленный.

- Послушай, Назар Фомич, - наконец овладел он собой. - Я ведь знаю эту историю. Это не вы. Это Крысюк выдал мальчишек с Крамольного острова. Мне Сергей Романович рассказал. Он пишет книгу об этих мальчишках, знакомился в архиве со всеми материалами. Ведь там, в архиве, сохранились и донос Крысюка и протоколы допросов. Никого вы не предавали. Наоборот, вы с ними заодно работали, таскали им взрывчатку, а они уже действовали. И на виселицу вы не попали случайно, скорее всего по малолетству. Сергей Романович хотел с вами поговорить, но вы наотрез отказались. Теперь-то мне понятно почему. Этот Крысюк много бед натворил. Он и дочку Бунчужного загубил. У меня только третьего дня с Валентиной Лукиничной по этому поводу разговор был.

Каретников несколько секунд сидел молча, ошарашенный. Багрий тоже молчал.

- Ну, попался бы он мне теперь, этот Крысюк! - сжал кулаки Каретников. - Я бы из него душу вынул!

- Нет его, Назар Фомич. Еще в сорок пятом поймали, судили и расстреляли. Он давно сгнил, полицай этот. А видения ваши - от алкоголя. И нужно бросать его. Пока не поздно - бросать. Если трудно, я помогу. В больницу определим.

- На кой ляд мне теперь больница?! Да я теперь...

Прошло не меньше получаса, прежде чем Назар Фомич успокоился немного. Андрей Григорьевич стал прощаться. Все еще взволнованный Каретников крепко пожал ему руку, проводил до дверей и снова крепко пожал. Когда Багрий вернулся к себе, было уже около одиннадцати. Он решил все же позвонить в больницу. Сел за стол, пододвинул телефон и стал неторопливо набирать номер своего отделения. Ответила дежурная сестра.

- Ой, Андрей Григорьевич!.. Мы вам звонили, звонили... Беда у нас... Валентина Лукинична... - Она всхлипнула. - Я трубку Галине Тарасовне передам.

Багрий слышал, как сестра передавала трубку, потом дыхание Галины.

- Что с мамой, Галочка?

- Она умерла. Она больше не могла уже. И я ввела ей три ампулы наркотала.

Багрий почувствовал внезапную сухость во рту, потом стиснуло сердце. Он переложил трубку из правой руки в левую, помассировал грудь. Превозмог волнение и сказал первое, что пришло в голову:

- Ты не сделала этого, Галина.

- Я ввела ей три ампулы наркотала.

- Когда?

- Не знаю. Пятнадцать минут назад или двадцать.

- Посмотри внимательно: может быть, это глубокий наркоз. Надо вызвать бригаду по реанимации, а до этого... Нет. Передай трубку Наде.

- Я у телефона, Андрей Григорьевич, - сказала сестра.

- Слушай, Наденька, ты в отделении самая старшая сейчас. Надо немедленно... - Он стал перечислять, что нужно сделать, потом попросил прислать машину.

- Машина ушла за Вадимом Петровичем. Как только вернется...

- Ладно. Не нужно машины, - он положил трубку. Бегом спустился по лестнице.

Первое же такси хоть и было занято, но остановилось, когда он поднял руку. Шофер оказался знакомым. Багрий сказал, что ему надо срочно в больницу. Пассажиры - два парня и рыжая девица с каким-то диким начесом стали было протестовать. Но шофер повысил на них голос:

- Вам в ресторан, а там человек, может быть, умирает. А ну-ка вылазь!

Пассажиры не вышли, потеснились молча.

В ординаторской было светло и тихо. Галина стояла у окна, спокойно глядя перед собой. Вадим Петрович сидел за столом, вертя на стекле три пустых ампулы.

- Ну что? - спросил Багрий.

- Экзитус леталис, - громко, даже, как показалось Багрию, слишком громко произнес Шарыгин; увидел, что Багрий часто дышит, вскочил и пододвинул стул: - Садитесь, Андрей Григорьевич, на вас лица нет.

- Что же это, друзья мои? - спросил Багрий, опускаясь на стул и глядя на тускло поблескивающие на стекле светло-коричневые ампулы.

- Три ампулы наркотала номер семнадцать, - сказал Шарыгин.

- Да замолчите вы, ради бога!.. Как же это, Галочка?

- Она больше не могла. И я - тоже. И так лучше.

"Я должен был это предвидеть, - с тоской подумал Багрий. - Ее нельзя было оставлять одну с матерью. Со вчерашнего дня ее нельзя было оставлять наедине с матерью..."

32