Капитан флагмана

- И я бы написал про войну. А только... Я ведь тогда, как это говорится, пешком под стол ходил. Помню, когда немцы впервые появились у нас на селе, мать схватила меня на руки - и бегом в хату. Она дрожит от испуга, а я смотрел в окно и ничего страшного не видел. Солдаты как солдаты. Только и того, что шинели другого цвета. Так неужели об этом писать? - Он протянул рукопись Тане: - Читай, у тебя лучше получится. - Он знал, что Гармаш любил слушать свои наброски в чужом чтении. Сергей Романович на литературных четвергах часто утверждал, что только так лучше всего воспринимаются все недостатки сюжета и стиля.

Гармаш отодвинул машинку, уперся локтями в стол, положил подбородок на ладони, стал слушать.

...Таня сделала паузу между двумя главами. Гриша вздохнул. Произнес огорченно:

- Обидно.

- Что обидно? - спросила Таня.

- Что поздно родился, - ответил Григорий. - Читай.

"Если вдуматься, то он прав, - подумал Сергей. - О войне писать легче. Трудности, острые конфликты... Характеры вырисовываются сами собой. Но, с другой стороны, эта женщина в троллейбусе... "Господи, опять о войне. Ну сколько можно!" Нет, надо писать. Как получилось, что немецкий народ, такой великолепный народ, был так обманут. Как это случилось? И еще. Ведь по нашей земле шагали не только молодчики в черных мундирах со свастикой на рукаве. Шагали крестьяне. Шагали рабочие. Шагали служащие - бухгалтеры, счетоводы, сборщики податей... Учителя, которым конечно же не из автоматов строчить, а обучать ребят уму-разуму. Наконец, конструкторы, техники, ученые, черт их возьми. Эти не могли не понимать, что делают. Этих не одурачишь теориями о преимуществе арийской расы. Вся Европа лежала у их ног, покоренная и, казалось, покорная. А впереди, за Кавказским перевалом, мерещились им белые храмы и тихие реки сказочной Индии. Они..."

- Не было этого! - громко, со злостью сказал Гриша.

- Чего не было? - спросил Сергей.

- Того, о чем вы пишете здесь. Наши люди всегда верили в победу. С первых дней. С первых часов. Никто не задумывался над тем, что будет, если немцы победят. - Я задумывался, - спокойно сказал Сергей. - А почему вы полагаете, что они не могли победить?

- Потому что история подчиняется закономерностям. И потом, кто сомневается у вас? Коммунист? Если бы такой вопрос задал трус или предатель, куда ни шло. А то ведь коммунист. Сын участника штурма Зимнего. Не мог такой сомневаться. Не имел права.

- Немцы дошли до Волги. Они были в Кисловодске... Вдумайтесь, Гриша, в Кисловодске. На них работали все заводы Европы. С ними были армии многих стран. А мы потеряли хлеб, металл и уголь Украины, Белоруссию, Ленинград блокирован, тысячи городов - в руинах...

- Все равно, не могли они победить.

- Вспомните Испанию. Если бы кто-нибудь сказал мне в тридцать шестом, что фашисты в Испании победят, я бы ему проломил голову. А они ведь победили и вот уж какой десяток лет все держатся и держатся.

- Ладно, - произнес Григорий и попросил: - Читай дальше, Таня.

"Имею ли я право так ставить вопрос в своей книге? - думал Сергей и решил: - Имею. Так могло быть. И нужно показать, чего стоило нам, чтобы этого не случилось".

Таня закончила читать, положила рукопись на колени.

- Вот видите, - сказал Гриша. - У нее слезы.

- Ты скажи, - спросила его Таня чуть слышно, - надо писать об этом или не надо?

Григорий вдруг вспомнил Каретникова, его слова: "...Я, брат, войны попробовал... Мне жизни уже не будет..." Посмотрел на Гармаша, на Таню. И сказал так же тихо:

- Надо.

31

Солнце садилось медленно, нехотя. Длинные мягкие тени ложились под ноги. Песок, днем золотистый, сейчас казался розовым.

Теплоход появился из-за мыса, пыхтя, замедлил ход и наконец тяжело осевшим бортом уперся в причал. Мостик дрогнул, сваи жалобно заскрипели. Полуобнаженный матрос с традиционной татуировкой на груди и руках что-то предупреждающе крикнул осипшим голосом, легко приподнял тяжелый деревянный трап, уложил его чуть наискосок, стал сбоку, отряхнул ладони и принялся отбирать билеты.

Вадим Петрович и Багрий устроились внизу. Шарыгина оттеснили влево. Он стоял, держась за перила, любовался закатом.

Чаще застучал дизель. Послышалась команда отдать концы. Матрос убрал сходню, снова отряхнул ладони и куда-то исчез. Послышался нарастающий шум воды за кормой. Катер, постепенно набирая скорость, направился к фарватеру.

Дрожит мелкой дрожью палуба. И поручни тоже дрожат, еще теплые, не успевшие остыть металлические поручни, отшлифованные сотнями тысяч рук за десять лет.