Капитан флагмана

– А ведь если по совести, вы со всеми должны быть как с матерью. Я знаю одного очень авторитетного врача, который, уверяя родственников, что для больного все сделано, говорит, что даже для родной матери он бы не смог сделать больше.

– Андрей Григорьевич так говорит.

– Да, Андрей Григорьевич. Вы с ним согласны?

– Конечно.

– Где же логика? Ведь если рассуждать логично…

– Бывают ситуации, при которых самая неумолимая логичность в том и заключается, что нет никакой логики.

– Да, бывает, – согласился Будалов и неожиданно спросил: – А какое отношение имеет ко всему этому случай на болоте?

Она вздрогнула.

– Какой случай? На каком болоте?

– Вы же обещали говорить правду.

– Я могу распоряжаться собой, а тут… О чем вы, собственно?

– О рассказе Сергея Романовича «Случай на болоте».

– Нет такого рассказа.

– Вот он, – сказал Будалов, доставая рукопись из ящика стола. – Я хочу знать, какое отношение к тому, что произошло, имеет этот рассказ? – Она что-то хотела сказать, но он остановил ее, предупредительно поднял руку. – Поймите, Галина Тарасовна, существует преступление и наказание за него. Но существуют и смягчающие обстоятельства. Если у вас все произошло под впечатлением этого рассказа…

– Нет, – твердо ответила Галина. – Этот рассказ не сыграл никакой роли в том, что я совершила.

– Знаете что?.. – предложил Будалов. – Давайте сделаем перерыв до завтра.

– Да нет, я не устала, – сказала Галина.

– Я устал.

40

Загорелись уличные фонари. И вслед за ними, как по волшебству, вспыхнули и зашевелились, завертелись разноцветные светильники реклам.

Когда Романов и Шарыгин вошли в ресторан, он был уже полон. Несколько человек толпились около швейцара, возмущались. Бойкий администратор в черном костюме успокаивал их. Он увидел Шарыгина и Романова и бросился им навстречу:

– Опаздываете, товарищи. Заставляете себя ждать.

Их никто не ждал. Но администратор, чтобы отвлечь внимание ожидающих, пошел на эту невинную, с его точки зрения, хитрость. Друзья заказали несколько столиков, и вот двое из компании опаздывают.

Романов понимающе улыбнулся.

– Где они у вас там?

– В голубом зале. Проходите, пожалуйста.

– Однако вы гусь, – улыбнулся Романов, когда администратор отодвинул перед ними голубую штору.

– Ничего не попишешь. В нашем деле без дипломатии нельзя. Знаете, какой у нас народ? Чуть что – подавай им книгу жалоб. Видели бы вы эту книгу!

Все столики были заняты, только один, у окна, свободен. Вадим Петрович раскрыл меню.

Подошел официант – розовощекий, с темным пушком на верхней губе. Перебросив салфетку через руку, он чуть наклонился с вежливой улыбкой.

– Что прикажете?

Романов прищурился.

– Приказывать мы тебе, молодой человек, не станем, – сказал он. – Просить будем. Кстати, какое у тебя образование?

– Десять классов, – ответил юноша и деловито добавил: – Потом еще специальные курсы.

– Двухнедельные?

– Трехмесячные.

– О-о! – многозначительно вскинул вверх палец Романов. – Десять классов плюс трехмесячные курсы! Ну, это уже почти академия.

– Так что прикажете? – снова улыбнулся официант.

Шарыгин стал диктовать заказ. Юноша быстро записывал.

– Зачем вы с ним так? – спросил Шарыгин Романова, когда официант ушел.

– Терпеть не могу этого сословия, – проворчал Романов, – у него аттестат зрелости, а он кельнером устроился и, главное, доволен.

– У нас нет плохих специальностей, – вмешался в разговор сидевший за соседним столиком коренастый бритоголовый толстяк лет тридцати пяти. – Как говорится у великого поэта, – продолжал он и продекламировал нараспев: «Все работы хороши, выбирай любую».

– Не так, – сказал Романов. – «Выбирай на вкус».

– Какая разница, важно, что работы хороши, не так ли, доктор?

– Откуда вы меня знаете? – спросил Шарыгин. – Я вижу вас впервые.

– Два месяца назад на комиссии военкомата вы меня признали годным к строевой, кроме авиации и флота. Бог с ней, с авиацией, но флот… Военную службу я проходил на флоте, дослужился до мичмана. Мечтал в случае чего – опять на флот. Гляди, в отставку и капитаном вышел бы. Теперь же по вашей милости…

– Да, – сухо произнес Шарыгин. – Если я признал вас негодным для службы во флоте, то капитаном вы уже никогда не станете.

– Увы, увы! – произнес коренастый и, отвернувшись к своему собеседнику, продолжал: – Чем плохо – официант? – говорил он молодому, аккуратно одетому блондину с анемичным лицом, глядевшему на коренастого с почтительным уважением. – Специальность как специальность. Не хуже другой. Даже лучше. На одних чаевых можно состояние нажить. И спокойная. Закончил работу – и будь здоров.

– Вы бы не пошли на такую, – сказал молодой.

Коренастый рассмеялся.

– Я из категории стоящих у кормила. Ты теперь – тоже. У тебя небольшое суденышко, у меня – лайнер. У Бунчужного – флагман. Но ты не огорчайся: во-первых, ты еще молод, а во-вторых – не всем же лайнеры и флагманы водить. – Он ткнул вилкой в огурец, похрустел им и продолжал: – Большая это ответственность – у кормила стоять.

– А он, несмотря на твое заключение, все же устроился капитаном, – добродушно усмехнулся Романов и налил себе боржома. Отхлебнул глоток и поставил бокал.