Многие из этих деталей – уникальные. Порой на всю серию кораблей их пойдет всего несколько десятков. А изготовлять очень сложно. Приходится прибегать к «шаблону». Обходится такой «шаблон» дорого. А когда детали изготовлены – его хоть выбрось. В таких случаях на выручку приходит наладчик УСП со своими ящиками, в которых расположились многие тысячи точнейших деталей. Из этих деталей и собирают всякого рода приспособления. Когда отпадет необходимость в таких «шаблонах», их просто разбирают.
Джеггерса заинтересовало только что собранное приспособление, укрепленное на вращающейся станине. Джеггерс повертел его и поинтересовался, где изготовляются такие точные детали. Переводчик назвал институт. Джеггерс тут же записал адрес.
Потом попросил показать ему трубный цех. Бунчужный не собирался туда, однако и вида не подал. Лишь кивнул в знак согласия.
У входа в этот цех стояли главный конструктор, технолог и еще трое из «комсостава». Все в рабочих спецовках. Курили, смеялись чему-то. Увидев Бунчужного и гостя, замолкли. Тарас Игнатьевич поздоровался кивком.
В трубном Джеггерс заинтересовался новым труборезным станком, несколько секунд присматривался к его работе, сфотографировал.
После этого они пошли смотреть жилмассив. В прошлый раз, когда Джеггерсу показывали первые дома будущего города, вокруг было пустынно – ветер гнал золотистый песок, то там, то тут наметая мелкие барханы. А сейчас тут живет более тридцати тысяч человек.
Но Джеггерса поразили не дома, не их цветная керамическая облицовка, не закованные в добротный асфальт широкие улицы, не зеркальные витрины магазинов, не архитектура Дворца кораблестроителей, широкоэкранного кинотеатра и спортивного комплекса с плавательным бассейном. Его поразили деревья, матерые тополя, каштаны и клены, которых и в помине не было всего два года назад. Он погладил шелковистую кору тополя, потом отошел на несколько шагов в сторону, чтобы охватить взглядом все дерево, дотянувшееся до пятого этажа, и только руками развел.
– Как вам удалось это, мистер Бунчужный?
– Расскажи ему, – обратился Тарас Игнатьевич к переводчику.
Тот рассказал.
Зимой, в мороз, с помощью специального крана берут взрослое дерево вместе с комком материнской земли и в контейнере перевозят сюда, в заранее приготовленные ямы. Весной оно пробуждается как ни в чем не бывало и ведет себя так, словно родилось тут двенадцать-тринадцать лет назад.
– Восхищен, мистер Бунчужный. Вы – волшебник. Добрый волшебник.
Тарас Игнатьевич кивнул и посмотрел на часы. Ему хотелось до отъезда хоть немного побеседовать с Джеггерсом неофициально, доверительно. Джеггерс тоже посмотрел на часы и заметил, что он очень сожалеет, но время на исходе. Они вернулись в кабинет. Бунчужный отпустил переводчика, жестом пригласил Джеггерса к столу. Налил в рюмки коньяку. Предложил выпить. Выпили. Закусили.
– Я плохо владею вашим языком. Но, полагаю, лучше разговаривать на плохом английском, нежели молчать.
– Зачем же нам, дорогой мистер Бунчужный, беседовать на плохом английском, когда мы можем поговорить на вполне удовлетворительном русском?
Бунчужный посмотрел на него с удивлением, улыбнулся:
– Какого же черта мы тратили время на переводы?
Джеггерс хитровато прищурился:
– Выгодно, когда думают, что ты, как это говорил ваш Короленко, «без языка»: иногда совершенно неожиданно можно услышать много интересного.
– И неинтересного тоже, – буркнул Бунчужный. – Иногда такое можно услышать – в глазах потемнеет.
– Можно, – согласился Джеггерс. – Кстати, что значит «зануда»?!
– У нас так называют скучного и до тошноты нудного человека.
– А вот это? – он раскрыл свой блокнот и заглянул туда: – «Выбирала дивка – и выбрала дидька».
– Это украинская поговорка. Так говорят, когда девушка долго выбирает суженого, а потом останавливает свое внимание на ком не следовало бы.
– И матушка, конечно, бывает недовольна. То-то мистер Скиба вспомнил о ней.
– Нет, это ругательство. Крепкое русское словцо, – сказал Тарас Игнатьевич.
– Да, русские умеют ругаться, – Джеггерс улыбнулся с хитрецой. – Как это у Ильфа и Петрова, мистер Безенчук? Помните? «Туды его в качель!» Впрочем, наши тоже умеют ругаться. Особенно докеры и моряки. О, наши моряки умеют великолепно ругаться! Только они в таких случаях не вспоминают матушку. Да, когда играешь роль невидимки, можно услышать и много неприятного. Но интересного все-таки больше.
Тарас Игнатьевич спросил Джеггерса о планах его фирмы. Тот стал рассказывать. Это были не очень радостные планы, полные тревог в связи с конкуренцией, забастовками, проблемами сбыта. Бунчужный говорил не столько о технических проблемах, сколько о коллективе, благоустройстве цехов, сервисе трудящихся.
Джеггерс опять прищурился. От этого на его умном лице появилось добродушно-хитроватое выражение, словно он, играя в шахматы с опытным противником, вдруг сделал неповторимо удачный ход.