Капитан госбезопасности. В марте сорокового

— И что мы видим дальше, — Микола разгорячился. — Как изменились его речи! Он выступает лишь за отдельный статус для Галиции в составе Украины, которая уже слилась с Большой Красной Жидовией. Он собрал вокруг себя так называемую интеллигенцию, заметь, выбрал уважаемых людей. Почему они его слушают? Да потому что он обещает каждому лично, что его не тронут, если поддержит его и новую власть. А интеллигентишки трусливы, им своя сытость дороже народного блага. И послушай, что они проповедуют! Ненасилие, покорность, уважение к власти. Книжки только читайте, и все будет в порядке.

Андрий забыл, что собирался выпить еще стакан простокваши. Он жадно слушал и кивал.

— А ты знаешь, что ему обещали из Кремля этот статус и на сегодняшнем собрании они будут выбирать представителей для делегации, которая направится в Москву по этому вопросу? Теперь подумай, что будет, если этот статус коммунисты им предоставят. Сколько людей поверит, что новая власть уважает мнение народа Галиции, что с ней можно договориться! И сколько колеблющихся встанет на их сторону, надеясь на новые подачки. Не просто так встанут, а начнут сотрудничать, то есть выдавать нас с тобой. Старик — предатель, его холуи-подпевалы — предатели, а с предателями может быть только один разговор. Смерть.

— Ты прав, брат! — Андрий поднялся. — Сейчас не то время, чтобы сентиментальничать. Если мы не будем действовать, то наш народ погибнет.

— Мы будем действовать, Андрий. Мы так будем действовать… — вместо слов Микола поднял сжатые кулаки.

На несколько секунд в небольшой комнате, где кроме них находился сейчас еще один их товарищ, воцарилось звенящее, как провода высоковольтной линии, молчание.

— План не поменялся, Микола? — прервал молчание Андрий.

— Да не. Чего там менять! — экзальтация оставила Миколу, он был вновь спокоен. — Входим в зал, выводим президиум в фойе. Там у них будут сидеть все предатели. Расстреливаем. Прыгаем в грузовик, и пока то да се, в городе нас уже не будет.

— А если попытаются отбить? — Андрий вспомнил о простокваше и поднес стакан к губам.

— Интеллигенты трусливы, — Микола снова принялся копаться в ящиках, но отвлекся, отвечая на вопрос Андрия. — А попытаются… Несколько выстрелов в потолок, если потребуется и в кого-то особо негодующего — враз притихнут.

— Жаль, форма пехотная. «Энкаведешную» бы.

— Ерунда. Главное, что солдаты. Это останется в умах, это разнесут по городу. Ах, какой переполох поднимется! Как пополнятся после этого наши ряды! Вот чего жаль, так того, что нам придется убираться отсюда. Тут только работать успевай. Ничего, наши товарищи будут жать посеянное нами.

— А вдруг люди поверят коммунистам, которые будут убеждать, что не их рук дело?

— Кто им поверит, Андрий! И чем больше они будут кричать, тем меньше им будут верить. Люди поймут, что коммунисты показали прилюдно свою силу. Дескать, если мы таких людей спокойно расстреливаем на глазах у всех, значит, бойтесь все, вас-то мы тем более не пожалеем. И тогда нам останется лишь бросить искру в иссушенные ненавистью умы наших соотечественников, и вспыхнет костер народного гнева. Праведный костер, в котором сгорят наши недруги!

Микола ударил кулаком по столу и из стакана, который вновь наполнил простоквашей Андрий, выплеснулись белые капли…

* * *

Сотрудника львовского НКВД, того, что встречал на вокзале Адамца и Шепелева, на месте не оказалось.

— Разыскать немедленно! — прогрохотала в трубку женщина, в сумочке которой лежал партбилет на имя товарища Воронцовой. — Звоню через пятнадцать минут. Дело государственной значимости. Попробуйте только не найти его, живо вылетите из партии и с работы!

Опущенная трубка чуть не поломала рычаги аппарата.

Эти пятнадцать минут особенно долго тянулись для работников рядового почтового отделения, откуда совершала звонок товарищ Воронцова. Ее голос клеймил сортировщиков газет за нерасторопность и валяющиеся на полу газеты.

— Сюда смотреть! У вас товарищ Сталин лежит. Чтоб каждый мог наступать на товарища Сталина! И это не идеологическая диверсия? Ваша фамилия, женщина? Я вам покажу, не из вашего ведомства! Может, еще скажете, не из вашей партии!

Посылочному отделению досталось за бумажные груды «тут только спичку поднеси, а где, кстати, ваш огнетушитель?» и за домашние пироги на тарелке возле сахарницы и заварного чайника «устроились тут, как не на работе, что это за посиделки, убрать и выкинуть».

— З яким великим ентузиазмом жинка, — с восхищением отметил пожилой работник почты, оглаживая усы. — Як императриця.