А через сорок минут после состоявшегося разговора между женщиной и сотрудником львовского НКВД к дому Ференца Дякуна на улице Жовтневой революции подкатили две машины, легковая и грузовая. Высыпавшие из грузового автомобиля солдаты в серых шинелях и синеверхих фуражках с малиновыми околышами окружили дом, держа наизготовку карабины. В ворота дробно застучали приклады. И молотили по тем воротам до тех пор, пока благообразный старичок не выбежал открывать. Когда он открывал, за домом затрещали выстрелы. Попытавшиеся улизнуть уголовные постояльцы дома Ференца Дякуна налетели на солдатское оцепление. Один был убит, двое сдались.
«Я ж не знал, кто они, пустил по доброте душевной», — заверял старик, и ему вторила его старуха. В тщательно обысканном доме обнаружили тайник с брошками, серьгами, колечками, с меховыми воротниками и носильными вещами. «Не мое, — клялся старик, — эти, кого впустил по доброте, тут вот чего устроили. Ох, горе, горе».
Увезли всех. И их сразу же взяли в работу следователи. Двоих уголовников допрашивали следователи Великохатько и Борисов. И вопросы, какие им задавали, немало удивляли арестованных. Их «кололи» не на их дела, а на то, кого они знают из антисоветского подполья, какой выход имеют на заговорщиков.
Но ни те, кто арестовывал, ни те, кто допрашивал, не знали, что еще раньше, до приезда машин с группой захвата, дом покинуло несколько человек. И среди них хорошо известные работникам советской милиции Монгол и Колун…
Когда следователи допрашивали задержанных, в кабинете товарища Берии на Лубянке раздался звонок. Звонил его зам Меркулов.
— Объявился Шепелев. Не лично. От его имени звонила какая-то женщина, зачитала его записку. Шепелев дал адрес какого-то притона, обитатели которого якобы имеют связь с оуновским подпольем.
— И что? — нетерпеливо спросил Лаврентий Павлович.
— Их взяли, допрашивают. В доме действительно был воровской притон, наш капитан здорово помог милиции. Там обнаружены краденые вещи и вооруженные уголовники.
— Что нам эти блатные истории! Как по главной теме?
— Ничего. Только…
— Что только?
— Еще, товарищ Берия, Шепелев попросил, чтобы вы лично рассекретили персону «Кобзаря» и операцию внедрения для львовского НКВД. Видимо, он завершает операцию.
— Рассекретить? А зачем, почему?
— Неизвестно.
— И лично я?
— Да, так мне передали.
— А не много этот Шепелев о себе… — Берия замолчал, Меркулов не решался прервать это молчание. Наконец нарком сказал:
— Ладно, я позвоню во Львов. Ну, если этот Шепелев все завалит…
Капитан покинул кузов грузовика, когда услышал, как хлопнули дверцы кабины, за брезентом протопали две пары ног, скрипнула, а потом стукнула дверь. Шепелев выскочил наружу и огляделся. Двор жилого дома. Подъезд, в котором скрылись шофер и Кемень. Дом трехэтажный. Капитан взбежал на крыльцо подъезда, осторожно приоткрыл дверь, прислушался. Поднимаются. Сейчас они должны быть на марше между вторым и третьим этажами.
Шепелев вошел, аккуратно затворил за собой дверь. Кошачьим шагом, не торопясь, начал подниматься по лестнице. Ступени старые, истертые ни одним поколением жильцов, но чистые, словно их моют каждый день.
Площадка первого этажа. На нее выходят две двери. Судя по единственному звонку рядом с каждой и отсутствию табличек вроде «Пантелеевым — 4 зв.» — или не уплотняли еще жильцов, или съехавшиеся жильцы пока не обустроили свой новый коммунальный быт. А может быть, Львов минует чаша сия, и собственные квартиры останутся собственными? Или пока не торопятся обрушивать на головы львовчан сразу все особенности советского быта?
Капитан Шепелев как нормальный человек предпочел бы жить не в коммуналке, а в отдельной. И хотя в его ленинградской квартире вместе с ним проживала всего одна старушка, однако лучше бы и вовсе без нее. Но как капитан госбезопасности он не мог не признать удобство коммуналок. На выяснение подробностей из жизни того или иного разрабатываемого человека, живи он, отгородившись ото всех дверью собственной квартиры, ушли бы недели, а то и месяцы. Но благодаря внимательным глазам и чутким ушам соседей, которые только делают вид, что их не интересует частная жизнь жильцов, эти данные удавалось получить с первого же захода, за какие-то часы или даже минуты.
Вот о такой ерунде размышлял капитан, продолжая подъем. Странно, но, кажется, те, кого он преследовал, прошли и последний третий этаж. На чердак, что ли, идут?
Остановились. Шепелев продолжал неспешно и неслышно переступать со ступени на ступень. Стучат, услышал он. Потом донеслись голоса. Представляются через дверь. Сейчас защелкают, зазвенят дверные запоры.