Капитан гренадерской роты

Вот к чему привели его эти дружеские беседы с архиереем. Потолковать за ужином о злостных действиях Остермана он мог, и даже с удовольствием, пожелать этому Остерману всего дурного тоже было делом нетрудным, но вдруг самому писать манифесты, да еще и не один, а два, – это уже совсем другое.

– Да как же я, ваше высочество, писать буду?! – прошептал он, не смея взглянуть на Анну Леопольдовну.

– Как писать будешь?! – воскликнула она. – А так, как всегда это пишется. Что же тут такого? Чего ты боишься? Ведь ты присягал государю, присягал, что будешь мне послушен?

– Присягал, – заикаясь, ответил Темирязев.

– Ну, так если присягал, то и помни присягу, поди и сделай, как я говорю тебе, а сделав, отдай фрейлине. Только никому, как есть никому не моги и заикнуться об этом, помни о голове своей! – закончила Анна Леопольдовна грозно и вышла из комнаты.

Темирязев стал было дожидаться Юлианы, чтобы как-нибудь выпутаться из этого затруднительного положения, упросить ее, чтобы с него снято было такое неожиданное и тяжкое поручение.

Но сколько он ни ждал, фрейлина не показывалась.

Наконец он вышел из дворца и направился к себе, решительно не зная, как будет писать эти манифесты. Сам он манифестов ни за что писать не сумеет, следовательно, нужно обратиться к какому-нибудь способному на то человеку.

Он, недолго рассуждая, свернул в сторону, отправился к секретарю иностранной коллегии Познякову и, предварительно взяв с него самые страшные клятвы в сохранении тайны, рассказал ему, в чем дело, и умолял выручить его, ради Бога.

– Что же тут делать! – отвечал Позняков. – Не робей, нынче много непорядков происходит. Да коли это приказано от правительницы, то сделать надобно.

– Сделай ты, напиши, пожалуйста! – упрашивал Темирязев.

– Хорошо, для друга готов, напишу вчерне и завезу к тебе.

Позняков сдержал слово: в ту же ночь приехал с манифестами, а Темирязев немедленно отвез их Юлиане.

Этим покуда роль его и кончилась.

Правительница оставила манифесты у себя, на другой день призвала Остермана и спросила его, каким образом случилось, что в учреждении о наследстве не упомянуто о принцессах, которые всегда бывают в России наследницами за неимением принцев?

И спросила это она таким тоном, по которому Остерман должен был сразу заключить, что она считает его главным виновником этого обидного для нее упущения.

– Это нужно исправить, – продолжала правительница, – да, непременно подумайте, как бы это исправить! Вон уже приходил ко мне Темирязев и объявил, что об этом и в народе толкуют.

Остерман сказал, что подумает, и на другой день прислал Анне Леопольдовне письмо такого содержания:

«Понеже то известное дело важно, то не прикажете ли о том с другими посоветовать, а именно с князем Черкасским и архиереем новгородским».

Правительница ответила ему тоже письменно, что, кроме этих лиц, надо призвать к совещанию и графа Головкина, потому что это дело от него происходит.

Остерман послал за Головкиным. Они потолковали и решили собраться снова вместе с Черкасским и Амвросием Юшкевичем.

Но неожиданно и быстро надвигавшиеся события помешали им исправить это «упущение в манифесте»…

Война со шведами продолжалась и началась для русских успешно: шведы разбиты были при Вильманштранде.

Во дворце ликовали. Приверженцы Елизаветы опустили головы, и сама она впала в тяжкое раздумье.

– Что же это за союзники! – говорила она своим приближенным. – Что же это нам за помощь! Нолькен обманул, ровно ничего не сделал, что обещал, – герцога голштинского нет при шведской армии, нет манифеста, что шведы действуют в пользу потомства Петра Великого. А без этого манифеста, конечно, наши будут идти вперед и побеждать…

Елизавета послала Лестока к маркизу де ла Шетарди узнать от него все подробности о вильманштрандской битве.

Шетарди отвечал, что тревожиться пока нечего и уж вовсе не следует приходить в отчаяние от первой неудачи. Шведов было мало, и к тому же весьма трудно сделать сразу все, что было условлено с Нолькеном.

– Пусть лучше принцесса сама действует теперь энергично, – сказал Шетарди Лестоку.

– Мы не спим, – ответил на это Лесток, – но одни, сами собою, ничего не в силах сделать без помощи Швеции. Нужно, чтобы толчок был дан русскому народу. Устройте так, чтобы был издан манифест. Попросите короля убедить Швецию, чтобы в ее войске явился герцог голштинский. Прощаясь с офицерами и солдатами, отправляющимися в Финляндию, принцесса уверяла их, что герцог будет в войске, и упрашивала, чтобы не убивали, по крайней мере, ее племянника. Если б вы знали, как это было принято офицерами и солдатами!

И вдруг теперь они узнают, что герцога Петра нет, что перед ними только неприятель!

Шетарди обещал, не откладывая, исполнить все по желанию Елизаветы и в то же время замышлял относительно нее и еще одно дело.

Ему поручили из Версаля предложить ей в женихи принца Конти.

Шетарди приехал толковать с цесаревной об этом браке.