Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень

«Кто бежит, тот и догоняет»! Как это хорошо сказано! Да, люди, подобные капитану Белову, то есть люди передовые, не потягиваются от лени и не шагают вразвалку, а действительно бегут вперед. Да что там Белов — даже безногий Данилыч!.. Но только ли они? А не вся ли страна вот уже почти четыре десятилетия мчится вперед, как сильная река, как мощные потоки горного ветра?

— Ну и орел! — продолжал Данилыч. — А шо, Лексаныч, говорил я тебе, шо Мыкола — мужик на миллион? Говорил?

…Вскоре вещи были уложены. Данилыч сел за руль, я столкнул лодку в воду, и мы отчалили, держась берега. Мы шли на юг, к дельте Кубани. Мы оба были очень возбуждены: опыт капитана Белова вызвал необычайную жажду деятельности. Я сел рядом с Данилычем и, развернув карту Азовского моря, показал ему район, в котором мы должны провести работы по намеченному мною плану.

— Ого! — сказал он. — Да тут дела хватит на хорошую бригаду! Придется нажать, Лексаныч.

Я кивнул в знак согласия. Данилыч увеличил обороты, и мы, пользуясь отличной погодой и попутным ветром, пошли, как говорится, «резать море». По небу плыли белые строгие облака. Данилыч затянул «Широка страна моя родная». Только пел он ее на свой лад: вместо «много в ней лесов, полей и рек» он пел «лесов» морей и рек». Я подтянул ему и вскоре почувствовал, что болезнь прошла, то есть слабость оставила меня, — мне стало очень хорошо от солнца, неба, моря, ветра, гор и песни Данилыча.

50

Подымаясь с юга на северо–восток, мы остановились на Долгой косе, в виду станицы Должанской. Мы не дотянули до нее каких–нибудь трех километров, когда заглох наш мотор. Я предлагал продолжать путь на веслах, но Данилыч уперся!

— Через полчаса, — заявил он, — мотор будет работать как часы.

Впоследствии мы так и не поняли, отчего мотор внезапно заглох и также внезапно в нем вспыхнула жизнь. Я говорю, впоследствии… Да, то, что предшествовала нашей вынужденной остановке, и то, что за этим последовало, могло и не остаться в моей памяти, ибо… А впрочем, расскажу все по порядку.

Прежде всего необходимо пояснить, что мы с Данилычем возвращались из Темрюкского залива восвояси после трехнедельных работ в лиманах и гирлах на довольно большом пространстве от Темрюка, то есть от устья Кубани, и до Приморско—Ахтарска, или, как поместному говорят, «до Ахтарей». Я надеялся попасть еще и в северо–восточный угол Азовского моря, куда вливается многими устьями Дон.

Место это крайне интересно. Часть Таганрогского залива по линии оконечность Кривой косы — порт Катон почти вся обтянута песчано–илистой мелью. Глубины здесь не превышают пяти метров. Благодатнейшие места! Если бы неистовые рыбаки соблюдали законы, здесь был бы истинный рай для красной рыбы и крупного частика. Белуга, осетр, севрюга, чебак, чехонь, рыбец — сколько прекрасных рыб ищет здесь покоя, пищи и убежища! По весне они стремятся сюда для того, чтобы пробиться в Дон и другие реки, впадающие в залив, на нерест. Спустя время из отложенных икринок развиваются мальки, река становится для них тесной и голодной — миллиардами они скатываются из рек в Таганрогский залив. Тут, в мелком, но необычайно богатом питательными организмами заливе, и выхаживается молодь. Выхаживается, если ее не трогают сети рьяных добытчиков. Побывать в Таганрогском заливе было моей мечтой, но все смешала вынужденная остановка…

Надо сказать, что мотор «барахлил» у нас еще в районе мыса Ачуевского, где пришлось задержаться на три дня. Мыс этот сам по себе не представляет никакого интереса: тупой по форме, он почти сливается с берегом. Находящийся в районе мыса обширный лиман Сладкий, соединяющийся с морем гирлом того же названия, — вот что было интересно. Пока Данилыч возился с мотором, я, пользуясь теплой, солнечной погодой, делал свое дело: один шагал по отмелям, как трудолюбивый фламинго, собирал образцы, делал заметки.

Когда мотор заработал, мы с Данилычем обошли все закутки лимана и гирла, тщательно описали их и сфотографировали. Здесь я наблюдал приемку рыбы на рыбозаводе, исследовал в устье реки Протоки нерестилища рыбца. Данилыч тем временем уходил на моторке в Гривенскую, поклониться праху тетки Наталки…

Когда он вернулся, пришлось снова копаться в моторе. С трудом вышли в море, рассчитывая на то, что авось до Ветрянска он нас дотянет, а там разберемся. Не дотянет до Ветрянска, дойдем до Должанской, где Данилыч надеялся на этот раз угостить меня той знаменитой юшкой, о которой прожужжал уши три недели тому назад, когда мы уходили из Ветрянска в Темрюкский залив. Тогда мы не застали в Должанской его дружка, или, как он говорил, «кореша». Тот был по каким–то делам в Ейске. Теперь же Данилыч надеялся осуществить дегустацию знаменитой азовской юшки.

Но до станицы было еще далеко, а Данилыч все чаще и чаще с тревогой поглядывал на небо.