Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень

Как и все хищники, косатка обладает необычайной хваткой и силой и, самое главное, острыми и твердыми, как далматская сталь, зубами. Зубы у нее, как говорят китобои, «в замок», то есть как у парных шестеренок — «в расческу». Когда она смыкает челюсть, верхние зубы заходят между зубами нижней челюсти. Вот отчего ее хватку называют смертельной. Она впивается в жертву, как бульдог, и если кит, пытаясь высвободиться, выпрыгивает высоко из воды, косатка висит на нем, а если и оторвется, то обязательно вцепится снова и уже не отстанет до тех пор, пока не прикончит его.

Что делается в море, когда хищник настигает свою жертву! Вода кипит, слышится натруженное дыхание, и шум волны как на речном «баре»…

Косатки необычайно прожорливы. В поисках нищи они, не зная усталости, носятся стадами под всеми широтами обоих полушарий в любое время года, во всякую погоду.

Мы не стали вспарывать ее брюхо: на воде трудно было бы произвести все скучные, но необходимые для науки исследования. Я надеялся, что будет еще случай, когда удастся втащить зверя побольше, чем этот, по слипу на «Аян».

Закончив записи, я сфотографировал косатку. Жилин выхватил из–за пояса топорик и стал вырубать из пасти хищника зубы.

— На память, — смущенно улыбаясь, сказал он. — Все–таки первая моя добыча.

Я решил сфотографировать и его.

— А карточка будет? — покраснев, спросил он.

— Эта карточка будет известна всей стране.

Жилин покачал головой.

— Смеетесь, профессор! Ну что от косатки толку? Протухнет и на дно пойдет. Вот если бы финвала или голубого кита уложить — о це, как говорит боцман, дило!

— Важен почин, — сказал я.

— Вот именно — почин! — раздался за моей спиной голос капитана Кирибеева. — Вы правильно сказали, профессор… А кое–кто думает, что мы забавляемся: лучину дерем снарядами. А вы как, профессор?

Вместо ответа я протянул руку:

— Поздравляю вас! Ото всей души поздравляю!

— За что же меня–то? — спросил Кирибеев. — Вон Жилина и Чубенко надо поздравлять! Они молодцы!

— А вы?

— Я?.. — Он немного подумал и сказал: — Я обязан быть молодцом. Да разве только я один? И вы, и механик Порядин, и Плужник, и секретарь крайкома, и резчик китового сала на «Аяне», и нарком, и кочегар на китобойце, и жиротоп на китобазе — все должны быть молодцами!.. Все должны смотреть вперед! Не так ли?

Он присел на фальшборт и указал мне место рядом с собой. Некоторое время капитан молча смотрел на бухту. Успокоившаяся после стрельб вода, стеклянно поблескивая, едва покачивалась и только в кутах, у отмелей, то вскипала, то рябилась — там вскидывалась рыба. Птицы с голодным криком, то кружась, то падая к воде, хлопотали над косяком.

— Смотрите, профессор, — сказал капитан Кирибеев, показывая на птиц, — вот добытчики!.. Работают без устали. А мы?.. Я часто думаю, — сказал он, зажигая спичку, — для чего мы трудимся? Вопрос как будто глупый, верно? Каждый ребенок на него ответит. Но почему же мы, взрослые, делаем столько глупостей?.. Слыхали ль вы, профессор, что примерно двадцать процентов камчатского лосося идет на приготовление юколы, то есть собачьего корма? Нет? А это факт. Печальный, но факт! Скажите мне: стал бы колхозник рубить яблони на силос скоту? Нет?.. А можно топить печи красным деревом? Нет?

Он вздохнул и, щурясь от дыма своей трубки, продолжал:

— В Беринговом море около трехсот видов рыб. В Охотском чуть поменьше… Можно было бы найти для собак что–нибудь попроще и подешевле? Вы считаете, можно. Тогда почему же не ищут товарищи ученые?

Вы знаете, что составляют двадцать процентов рыбы, которая отдается на корм собакам? Не знаете? Это не ваша тема?.. Ладно. А я скажу вам: подсчитано, что рыбаки Дальнего Востока добывают двести двадцать миллионов штук лососей в год. Двадцать процентов от этого составляют сорок четыре миллиона. А лосось — рыба крупная, одной можно накормить пять человек. Ну, что вы скажете?.. Я понимаю, вы этот вопрос не изучали и сказать ничего не можете. А вот другая проблема. Примерно две трети лососевых идет в обыкновенный посол. Соль делает рыбу грубой и жесткой, как сыромятный ремень, и народ не любит такой рыбы. А можно ее готовить по–другому? Можно! Вы скажете: почему же это не делается? А вот почему: хозяйственники наши дальше процентов плана ничего не видят. Для них главное — план. Выполнен — и ладно. Вот ведь как, подлецы, рассуждают!

Но сами, профессор, эти, с позволения сказать, хозяйственники не едят сей «продукт». Они предпочитают другое. Поезжайте к этим деятелям, они вас угостят такой рыбой — пальчики оближешь! У каждого имеются бочоночки со своим посолом мальмы, горбуши, чавычи, своими маринадами сельди. Вам подадут такое, что от тарелки за уши не оторвешь. Угощают, да еще бахвалятся: «Кушайте, кушайте, у нас свой посол, не массовый!»

Вы не пробовали кету или горбушу семужного посола? А кетовые копченые брюшки? Это же теша белорыбицы! А копченую сардинку? Это «антик–марен», как говорит наш кок Остренко.