Капитан-командор

Курляндец вез в Новую Англию промышленные товары из Мекленбурга — всякие там лопаты, кирки, токарные станки и прочее, что, к удивлению Андрея, довольно-таки быстро ушло, принеся неожиданно неплохую прибыль. Ну конечно, не золото, не серебро — но все же неплохо, тем более что теперь в распоряжении капитана Грома имелось целых два неплохих и довольно быстроходных судна, да и губернатор поимел свою долю — кстати, взял токарными станками, видать, задумал открыть какую-нибудь ремонтную мастерскую. А что? Милое дело, пиратским судам постоянно требовался ремонт.

В январе погода резко испортилась, постоянно штормило, и, казалось, огромные языки волн вот-вот слизнут островок, прикрывающий вход в гавань. Пользуясь выпавшим отдыхом, матросы спускали полученную добычу в портовых кабаках и лупанариях Нассау, правда, Андрей им не давал особенно расслабляться, то и дело устраивая какие-нибудь учения и тренировки. Пираты роптали, конечно, но не особенно: в надежде на будущую крупную добычу, ссориться с удачливым капитаном охотников находилось мало.

Громов и Бьянка вели вполне светскую жизнь — посещали местные ассамблеи, и даже время от времени бывали приглашены на губернаторские обеды, в пригласительных билетах Андрей, как и все прочие подобные ему капитаны, значился как «господин Эндрю Гром, купец». Ну не писать же — пираты, к коим губернатор благоволил, потому как от них же кормился, и весьма неплохо, однако приличия должны быть соблюдены обязательно!

— Ханжи! — изрядно выпив — а что еще делать-то? — ругался молодой человек. — Совсем как российские.

Земляк Громова, страдавший от безделья Спиридон Рдеев, пират, а в прошлой жизни — плотник, по совету своего капитана вспомнил свое бывшее занятие и оказался у местной публики нарасхват — после испанского погрома город быстро отстраивался, хорошие плотники ценились на вес золота.

В свободное время Спиридон захаживал в гости к капитану, и тот запросто, не чинясь, болтал с ним по-русски, как равный с равным, что все окружающие воспринимали без особого шока — земляки все-таки! Да еще из такой чужедальней сторонки, что мама дорогая!

Домовладелица, тишайшая тетушка Марта — одинокая богобоязненная вдова лет пятидесяти пяти — на Рдеева едва ль не молилась, — он как-то в свободный вечер играючи починил тетушкину ограду, а в саду сладил беседку с удобными лавками и небольшим столиком, за которым они с Андреем и сиживали иногда вечерами, запалив свечу и не обращая внимания на льющий беспрерывно дождь, коий, по словам тетушки Марты, уже очень скоро должен был смениться на вполне ясную погоду.

— Правда, очень холодную, господа мои. Очень!

— Хо, тетушка! — гулко хохотал плотник. — Не видала ты еще настоящего-то холода, ага! Нет, вы посмотрите только — дождь для них — холод! А ну-ка — снег? Да морозец трескучий!

— Не, Спиридон, — посмеивался Громов. — Мороза они бы не выдержали.

— О! Вот и я толкую — что русскому хорошо, то немцу — смерть.

В беседке обычно пили ром — тягучую, из сахарного тростника, самогонку, с едким запахом и вкусом — закусывая солеными помидорами и маринованными огурцами. Иногда приходили девчонки — Камилла и Бьянка, — тогда готовили пунш или даже варили из красного вина грог или глинтвейн, изрядно добавляя корицу и перец. Впрочем, то было редко — девушкам дождливый холод не нравился, они предпочитали проводить время дома, а днем в каких-нибудь заведениях.

Исполняя поручение возлюбленного (а здесь для всех — мужа), Бьянка почти каждую ночь докладывала о разговорах с Камиллой, так что сплетен о жизни чарльзтаунского общества Громов наслушался в избытке, а вот к цели своих расспросов не приблизился ни на шаг — о «Красном Бароне» ничего не услышал. Даже о капитане Лоусоне — увы, ничего. Зато о внебрачных связях похотливой губернаторской женушки…

Такого рода сплетен хватало и здесь, в Нассау, городе, когда-то тоже называвшемся Чарльз Таун, по имени короля Карла Стюарта, а затем, в угоду политике, переименованный в честь нового короля — Вильгельма, принца Оранского-Нассау. Вот эти — последние — сплетни, кстати, оказались весьма интересны.

Опять же, по заданию капитана их собирал Том, черный слуга, не брезговавший общаться и с окончательно падшими людьми, типа старого спившегося индейца, откликавшегося на имя Пьер, что постоянно околачивался на заднем дворе таверны «Черная голова», довольствуясь объедками и стаканом самого гнусного рома.