Капитан Магу-3

— Пулей в грудь. Наповал, — выпалил лейтенант, еще не отошедший от горячки боя.

— Жаль Гарича. Кто принял командование штурмом, полковник Милкович?

— Полковник Милкович был ранен еще в самом начале штурма и выбыл из строя.

— Тогда, черт возьми, кто там командует сейчас?!

— Я, э-э-э… Не могу знать, господин полковник.

Еще лучше, в самый ответственный момент управление боем было потеряно. Командир убит, его заместитель ранен еще раньше, офицеры разных армий не смогли договориться между собой, кто командует, а кто подчиняется. В результате, солдаты еще слушаются своих командиров, а те общей задачи поставить не могут. Смотрят друг на друга, вперед же никто не идет. Положение надо было исправлять, причем, очень срочно. Иначе, штурм Ападагпара мог вылиться в катастрофу коалиционной армии.

— Вот теперь я точно должен идти и не смейте меня останавливать, Мартош!

— И в мыслях не было, господин полковник! Какие будут указания?

Что-то он сразу как шелковый стал. Видимо, тоже почуял, чем ситуация пахнет — ничем хорошим.

— Ступайте в лагерь, господин подполковник, гоните на гору всех! Обозников, поваров, офицерскую обслугу. Всех, короче!

— У них не у всех оружие есть, господин полковник!

— Там, — Алекс ткнул пальцем в склон Ападагпара, — этого добра хватает с избытком! Пусть мертвые поделятся с живыми! Бегом, Мартош, время не ждет! Лейтенант, за мной!

По дороге полковник успел выяснить некоторые подробности о ходе штурма, а также нынешнее положение дел. Оно, прямо сказать, было далеко не блестящим. Основные силы коалиции вынуждены были укрыться под стеной нижнего яруса, где их не могли достать пули и пушечные ядра. Мортир же османийский гарнизон Ападагпара в своем распоряжении не имел. Кроме того, себрийцам удалось захватить несколько казематов, проникнув в них через амбразуры, выходящие на фронтальную часть стены.

— Дальше под землей пройти не смогли, — пояснил лейтенант, — в проходах укрыться негде, а османийцы палят на любой шорох.

С атакой поверху дела обстояли еще хуже, здесь кроме пуль атакующих встречала еще и картечь из старых, но от этого ничуть не менее смертоносных пушек.

— Из моей роты почти треть от картечи убыла, мне тоже досталось, — офицер продемонстрировал перебинтованную руку.

Чувствовалось, что еще раз подниматься по склону до второго яруса укреплений ему очень не хочется. И не ему одному, поднять солдат на штурм еще раз будет очень непросто.

— Надо что-то придумать…

— Прошу прощения, не расслышал, господин полковник, вы что-то сказали?

— Нет, ничего. Долго еще идти?

— Уже пришли. Прошу сюда.

Полковник Симовович, отправивший с донесением лейтенанта, отыскался в одном из захваченных казематов. Влезать пришлось через амбразуру, взобравшись по наваленным около нее фашинам.

— Господин полковник…

— Вольно! Не до церемоний. Приказываю оставить каземат и взорвать амбразуру!

На эту операцию затратили полчаса. После взрыва амбразура превратились в дыру, через которую Алекс мог пройти в полный рост, не сгибаясь. Заодно взрывом поубивало дюжину вражеских солдат, сунувшихся в оставленный себрийцами каземат, и не услышавших шипение горящего фитиля. Трупы неудачников выбросили наружу, а их товарищей ружейным огнем отогнали вглубь подземелий. Дальше с большим трудом, по частям втащили в каземат одну из горных пушек, и уже там ее собрали.

Благо, проходы внутри укрепления были рассчитаны на перемещение орудий в казематы и подачу к ним боепрпасов. Пушка по ним проходила без труда, вот только такое движение очень не понравилось засевшим в глубине укрепления османийцам. Первая попытка установить орудие напротив их баррикады закончилась для себрийских артиллеристов потерей одного убитым и сразу пяти ранеными. Обозленные потерями себрийцы забросали проход фашинами, и только затем, укрываясь за ними, вторично подтащили пушку.

— Огонь!

Тут же выяснилось, что в подземелье отличная акустика и паршивая вентиляция. Сначала все оглохли, потом долго кашляли от дыма. Османийцам, впрочем, пришлось еще хуже — граната в баррикаду все-таки попала, а плотности наваленного на нее мусора хватило для срабатывания взрывателя. Потому, кроме дыма и грохота им достались еще ударная волна и чугунные осколки.

Надо сказать, что османийцы попались весьма упертые, только после третьей гранаты они оставили баррикаду и отошли к повороту потерны. Себрийцы сменив и отправив продышаться окончательно оглохший расчет, потащили пушку следом. Вторую баррикаду османийцы долго удерживать не стали, отошли после первой же гранаты. После поворота потерна довольно круто пошла вверх. Обрадоваться себрийцы не успели. Едва только они продвинулись на десяток шагов, как османийцы бросились в отчаянную контратаку. И быть бы пушке их трофеем, но фейерверкер успел зарядить ее картечью и шарахнуть по набегающим врагам. Победный вой в одно мгновение сменился истошным воем боли. Уцелевших и бегущих обратно османийцев расстреляли из винтовок.