Оставшись один у костра, Михалис скрутил цигарку и погрузился в мрачные раздумья. Нет, душа у него не чиста. Конечно, он сражается с врагами, убивает их, в любую минуту готов пожертвовать собой ради Крита, но мысли его не о Крите, не о свободе… А большего греха, большего позора он и представить себе не мог.
– До чего ж ты докатился, капитан, – сказал он вслух и плюнул в огонь.
Вдруг Михалис услышал позади шаги и прерывистое дыхание. Обернулся. Это был Вендузос. В бою от него немного толку, решил капитан и отправил устраивать на постой семью. А тот, вишь, вернулся!
– Что случилось, Вендузос? – спросил он, приподнимаясь.
Тот уже давно догадался, что мучит его друга, и теперь наклонился, зашептал ему в самое ухо:
– Капитан… Эмине…
Капитан Михалис дернул Вендузоса за руку, усадил возле себя.
– Рассказывай, только тихо!
– Сегодня вечером турки напали на Кастели… И схватили ее.
Вепрь протянул руку к огню и прижег, чтоб стало больно.
– Куда повели?
– В Мегалокастро.
– Когда?
– Сегодня вечером.
– Пошли, и никому ни слова!
Но Вендузос все-таки не утерпел.
– А лагерь как же? Что, если турки начнут атаку ночью?
– Заткнись!
Капитан Михалис пошел к отряду, отобрал десяток смельчаков.
– За мной! Устроим засаду! – А остающимся наказал. – Глядите в оба! Я вернусь до рассвета.
Вскочил на лошадь и поскакал впереди своих людей к седловине. Вскоре отряд растворился в темноте.
Прошло несколько часов. Обессиленные греки уснули, выставив караулы. В монастыре седые монахи, пав ниц на каменные плиты, молили Бога обратить взор на землю и спасти обитель. Игумен так и не отходил от бойницы. В темноте он различал снующих у костра турок, прислушивался к лязгу оружия. Не спят, собаки, не спят… Видно, что-то затеяли.
Небо было звездное, бездонное. Спустившийся с гор холод пронизывал до костей. По небосклону катилась большая звезда, оставляя за собой след. Игумен перекрестился.
– Господи, спаси и сохрани мой монастырь…
Но небо, видно, не услышало его мольбу, потому что вдруг заиграли трубы, ударили барабаны и раздались крики: «Во имя Аллаха!» Турки атаковали одновременно и монастырь, и лагерь капитана Поликсингиса.
Земля задрожала, как будто две враждующие силы столкнулись на склоне горы. Низами приставляли лестницы и ловко карабкались по стенам. Далеко на горизонте начинало светлеть.
Игумен подозвал к себе монахов.
– Слушайте, братья, что я надумал! По всему видно – монастырь нам не удержать, и в этом виноват я. Турки охотятся за мной, хотят отплатить кровью за кровь. Поэтому я решил сдаться в плен. Прощайте!
– Святой игумен, да ведь они убьют тебя! – испуганно воскликнул знахарь Фотиос.
– А как же, брат Фотиос! Конечно, убьют. Зато монастырь уцелеет!
– И тебя убьют, и монастырь не пощадят. Известно, какой это подлый народ.
– Все равно я должен исполнить свой долг. Остальное доверяю воле Божией.
Игумен взял посох, привязал к нему белое полотнище и взобрался на стену, размахивая им.
– Чего надо, неверный? – откликнулся турок-часовой.
– Кто там у вас за главного?! Скажи ему, мол, игумен сдастся, если он пообещает пощадить монастырь.
Громовой голос игумена эхом отдавался в горах. Турок отправился докладывать, и воцарилась предрассветная тишина, которую разорвал вдруг крик петуха на дворе обители.
– Бросай оружие и выходи. Монастырь я не трону! – послышался через некоторое время голос турецкого командира Хасан-бея.
– Поклянись! – крикнул игумен.
– Клянусь Магометом!
Игумен спустился со стены. Его окружили монахи и весь монастырский люд. Прощаясь, плакали и целовали ему руки.
– Прощай, святой игумен, прощай, великомученик…
Игумен приблизился к церкви, пал ниц и поцеловал порог.
– Господи Иисусе Христе, прощай! – Обвел взглядом двор, церковь, кельи, кладовые, конюшни. – Все прощайте!
Едва игумен вышел за ворота, его обступили плотным кольцом турки и увели. После чего другой отряд ворвался в приоткрытые ворота монастыря.
– Они подожгли монастырь! Нарушили клятву, собаки! – вскричал капитан Поликсингис (голова у него была рассечена ударом кинжала). – Где капитан Михалис?..
А капитан Михалис до сих пор не вернулся. Отряд возглавил знаменосец Тодорис, и греки атаковали турок с тыла. Монастырь уже пылал. Из ущелья, как из прорвы, шли все новые и новые толпы в красных фесках. Монахи, из тех, что помоложе, спрыгнули со стены и отступили вместе с повстанцами.
– Куда пропал твой дядя? – спросил Тодориса капитан Поликсингис, когда они достигли горного хребта.
– Не знаю. Еще ночью ушел в засаду.
– В какую засаду?
– Говорю тебе – не знаю!
На перевале христиане остановились и посмотрели вниз, на горящий монастырь. Злобно бушующее пламя взметнулось почти до неба.
Капитана Поликсингиса охватило глубокое уныние. Глаза помутнели, а боль в ране как-то притупилась.
– Идем, капитан, – сказал ему Тодорис. – Хватит смотреть, нет больше нашего монастыря. Знать, на то воля Божья. А мы свой долг выполнили.
– Был бы с нами капитан Михалис!.. – вздохнул Поликсингис.