И воздух завибрировал, отражая… Смирно! Смирно! Смирно…
Воинские церемониалы… Шло время, но они сохранялись практически неизменными. С выверенным ритмом маршей, с чеканным шагом, с выражением лиц, на которых за внешней сосредоточенностью скрывался восторг и кураж…
— Эх, где мои двадцать лет? — вздохнул подполковник, заставив Искандера, там, внутри, вздрогнуть от столь откровенного отражения собственных мыслей.
И не важно, что чужой сектор, да и ритуал мало похож на тот, что вспоминался в эти мгновения, но вот это… сопричастность, сопереживание, стало одним на всех, не завися от расы, к которой каждый из них принадлежал.
Лишь обрывочные ассоциации, способные коротко и однозначно описать то, что ловил взгляд…
Строй, как рубеж… до конца, до последнего вздоха… Не по присяге, по состоянию души, по невозможности переложить на других…
— Там же, где и мои, — понимающе отозвался Орлов. Потом ворчливо добавил: — На сентиментальность пробило или задумал что?
— Генерал… — начал было Шторм, но тут же осекся, скосив взгляд.
Искандер и хотел бы поверить, что продолжить не позволило его присутствие, но не получалось.
Кураж, азарт…
Человеческие эмоции распознавались без труда, пусть еще не всегда приводя к правильным выводам, но в этом случае все казалось более чем очевидным.
Вынос знамени под марш в исполнении настоящего, живого оркестра, который был едва ли не большим анахронизмом, чем бьющийся на ветру кусок ткани; короткая, но наполненная безупречно вписавшейся в происходящее экспрессией речь ректора Академии; слова клятвы, произносимые так, словно это последнее, что осталось в жизни.…
Вокруг уже не тлело — пылало, грозя взорваться как раз к кульминации. Последние команды перед началом вручения офицерских нашивок.
— Она — четвертая, — вновь попав в резонанс его мыслям, высказался Шторм.
— Знаю, — принимая передачу, практически равнодушно отозвался Орлов. — О назначении тоже можешь не говорить, доложили.
— Два дня тому назад или сегодня? — обманчиво флегматично уточнил подполковник. Но чуть сдвинулся, выступая вперед… словно хотел увидеть выражение лица генерала.
— Тебя просили? — грозно сведя брови, вроде как вызверился Орлов.