Девчонке… Скоро тридцать, да и ребенком не воспринималась — хоть и хрупка, но скорее уж изящная статуэтка, чем несозревшее дитя, но вот было в ней что-то… живое, бесшабашное, неукротимое… как если бы весь мир вокруг существовал лишь для того, чтобы она его могла познавать.
Он слишком много думал… Не о том.
— Ты куда меня несешь? — пьяно хмыкнула она, уткнувшись носом в шею.
Теплым дыханием обожгло кожу, отозвавшись в теле уже несколько подзабытым предчувствием. Того неизведанного, нового, чем были ночи с женщиной, пока не стали просто потребностью и обязанностью.
— Туда, — выдохнул он ей в волосы, надеясь, что не услышит.
Она услышала, откинула голову назад, посмотрела и… улыбнулась. Еще горько, болезненно, но, уже оживая, вырывая себя из той боли, что резала ее сердце.
— Я не хочу туда, — прошептала она, вновь сбивая Индарса с толку и, приподнявшись, обняла за шею. — Я хочу…
Дальше он уже не расслышал. Дверь покоев мягко закрылась за его спиной, Таши, ловко вывернувшись, соскользнула вдоль его тела, замерев напротив.
— А если завтра — я.… - Слова прозвучали неоднозначно. Не то вопрос, не то утверждение…
— Или — я, — добавил он, протягивая ладонь к лицу женщины. Прижал к щеке, накрыв пальцами непослушную прядь. — Я хочу тебя. — Произнес спокойно, но это уже стоило усилий.
Все, что происходило в этот день, стоило их…
— Тогда чего ты ждешь! — с надрывом выдохнула она, сжавшись, скрючившись в том напряжении, что так и билось в ее теле запертой в клетке птицей.
Это стало последней каплей. Не для самообладания, то все еще готово было держаться, для той необходимости встряхнуть, выбить из глаз Таши безнадежность, что терзала Индарса ничуть не меньше, чем ее.
Ткань серого рабочего кителя была прочной, не порвать, но если бы фиксатор не раскрылся сразу, позволяя распахнуть полы и сорвать с нее, собрав все свои действия в одно движение, он бы сумел. А при необходимости и повторил, лишь бы вновь увидеть то самодовольное выражение, мелькнувшее на ее лице.
Она оценила его порывистость… Оценила по достоинству, признав и силу, и ярость его желания.
Рубашки под кителем не оказалось, лишь плотный разгрузочный корсет, но это уже не преграда. Летал… Руки последовательности не забыли. Сдвинуть, приподнять, повернуть… отбросить… тут же наткнувшись напряженным взглядом на полоски на коже, оставленные одеждой, которые хотелось разгладить, стереть… руками… губами…