Капитан. Наследник империи

Он отошёл ещё на пару шагов и вылил содержимое второй тыквы на землю. По запаху винцо казалось дрянным – жалеть нечего. Да и не стал бы Немец пить незнамо что: слишком хорошо Чечню помнил.

Да и Россию помнил неплохо.

На соседней, более тенистой прогалине вяло щипали травку стреноженные кони.

– Волки не погрызут? – спросил Немец, возвращаясь к принцу.

– Кони гвардейские, – рассеянно ответил принц, – им всё равно.

Вот так, хмыкнул про себя капитан. «Гвардейские» – то ли невкусные, то ли не жалко.

Он прикинул, как поубедительнее вписать тыкву в пейзаж. Или натюрморт – тут уж кому как повезёт. Картина пьянки, по всему, удалась.

– Две тыквы на двоих гвардейцев… – протянул Кави.

– Больше нету, извини. Верёвка входит в стандартную снарягу?

– Какая именно верёвка имеется… о нет, это всего лишь поясной шнур. Его отсутствие, равно как и наличие…

– Ты лук, я – пацана.

Тратить время на возню с верёвкой не хотелось, тем более что придушенный гвардеец, кажется, начинал приходить в себя. Немец привычно подхватил связанного эльфёнка за вялую кисть, перекинул через плечо. Кави, благоразумно не оспаривая права тащить больший груз, подобрал тонкий охотничий лук и поспешил за капитаном.

Метров через триста из относительно проходимого перелеска они свернули в глубину чащи.

– Разумеется, там есть и охотничьи поселения, и даже торговые городки, – продолжал Кави. – Лесной, как вы изволили выразиться, «массив» простирается почти до самых северных княжеств. Но нам нет ни малейшей необходимости скрываться.

– Привал, – сказал капитан, аккуратно сваливая свою ношу на влажноватый мох.

Немец чувствовал усталость. Не от груза, – хотя полста кило в эльфёнке-то всяко набиралось, – от беготни этой бесконечной. От скуки смертной – потому что любому умному взрослому мужику смертельно скучно оказаться ненужным собственной стране. От непонимания происходящего – потому что сомнений-то не оставалось: это не Земля.

Он с наслаждением вытянул гудящие ноги и улыбнулся.

Можно, конечно, для ясности записать себя в обыкновенные психи. Правильно: свихнулся, мол, от жизни такой, бывает. Но тогда за точку отсчёта нормальности придётся брать ушастого принца, а это-то уже совсем ни в какие ворота.

– В сущности, возможности скрываться у нас также нет, – сказал ушастый, с каким-то детским умилением рассматривая свою по-прежнему бессознательную копию.

Действительно кстати – одно лицо.

– Не будем мы скрываться, – успокоил принца капитан, – вот птичка твоя оклемается, на волю выпустим – и пойдём в город.

– Не выпустим, – сказал Кави.

– Съедим?

Против ожидания принц то ли понял, что это шутка, то ли был слишком захвачен какими-то другими мыслями. В общем, не отреагировал.

– Сын твой? – с любопытством спросил Немец. А чего, бывает в жизни всякое.

– Это я, – проговорил Кави с тем же странным выражением на узком лице, указывая на эльфёнка. – Он – это я.

* * *

– Тако же и я: подобен сему могучему дубу.

– Ну, басни ваши древние – это всё хорошо, конечно. Культура народов мира. Но лет-то тебе сколько?

Кави сдался: объяснить человеку причины, по которым подсчёт собственного возраста в среде эльфов полагается не вполне приличным, явно не удавалось.

– Что же… Знакомство с моей будущей обожаемой супругой состоялось… да, ровно сорок лет назад. Мне восемьдесят один год, сударь капитан.

– Сколько это по человеческим меркам? – с типично человеческой безжалостностью уточнил Немец.

Кави помолчал.

– Около двадцати пяти, – сказал он наконец, несколько даже и завышая.

– Такой молодой? – с не вполне понятной иронией переспросил сударь капитан.

Принц почувствовал, что слегка краснеет.

– Жизненные циклы наших народов существенно различаются. Мы, эльфы, медленно взрослеем, несоизмеримо дольше живём.

– Сколько?

– Семьсот, быть может, восемьсот лет.

Немец молчал. Кави молчал тоже, опасаясь возможной реакции. Этот человек – несмотря на его очевидное благородство и высокий статус – не принадлежит миру Вишвы. Как знать; многие из людей, с коими сталкивала принца судьба, выказывали склонность к неуместной зависти…

– Эльфийское долголетие в действительности не даёт нам сколь-нибудь существенного преимущества, – всё же прервал молчание Кави, – ни в физиологическом, ни в культурном смыслах. Более того, сударь капитан, когда вы сами перешагнёте порог тридцатилетия, то непременно убедитесь…

– Мне сорок один.

– Это шутка? Ваш внешний облик исключает подобную возможность. Даже прибегая к столь поверхностной оценке, как количество сохранившихся у вас зубов…

– Не курю потому что, – отмахнулся капитан.

Несмотря на сухость в голосе Немца, Кави чувствовал, что своим искренним изумлением невольно польстил человеку. Люди Вишвы ко всего лишь полувековому возрасту приходят глубокими стариками; и – увы – отнюдь не слишком многие приходят.

В том же мире, откуда привёл он своего нового знакомца, природа производила поистине гнетущее впечатление. Возможно ли было предположить, что тамошние люди жизнеспособнее здешних?

Подобно хрупким, но удивительно настойчивым цветам, неистово, неудержимо произрастающим на пепле некогда гордых и величественных городов…