Чтобы выбраться из бухты Союза, нужно было идти на фордевинд, и колонисты убедились, что при попутном ветре скорость судна вполне достаточна. Обогнув мыс Находки и мыс Когтя, Пенкроф должен был держаться ближе к линии ветра, чтобы достигнуть южной оконечности острова. Лавируя переменными галсами, он заметил, что «Бонавентур» и тут вполне оправдывает его мнение, хорошо поворачивает на бейдевинд и устойчив при встречно-боковом ветре.
Пассажиры «Бонавентура» были в полном восторге. Их больше всего радовало, что они обладают очень хорошим судном, которое при случае может оказать им большую услугу. Хорошая погода и легкий свежий ветерок и в самом деле делали морскую прогулку очень приятной.
Пенкроф повернул в открытое море и отошел мили на три-четыре от берега, держась на траверсе гавани Воздушного Шара. С этого места колонисты увидели панораму всего острова в совершенно новом ракурсе. Он предстал перед ними во всем многообразии береговых очертаний от мыса Когтя до мыса Аллигатора; на первом плане выступали леса Дальнего Запада, где вечнозеленые хвойные деревья резко выделялись на темном фоне лиственных деревьев, только начавших распускать почки. А над пейзажем господствовала вершина горы Франклина с белой снеговой шапкой.
— Как красиво! — воскликнул Герберт.
— Да, наш остров — прекрасный во всех отношениях! — сказал Пенкроф. — Я его люблю, как любил мою милую покойную мать! Когда мы перебрались на эту землю с островка Спасения, у нас буквально ничего не было, а теперь, скажите мне по совести, чего недостает на нем пятерым несчастным, упавшим с неба?
— Ничего, — ответил Наб, — ничего, капитан!
И вслед за тем оба друга прокричали троекратное «ура» в честь острова Линкольна.
Между тем Гедеон Спилет, прислонившись к мачте, зарисовывал открывавшуюся перед ним картину.
Сайрес Смит смотрел на остров, не говоря ни слова.
— Ну что же, мистер Сайрес, — спросил Пенкроф, — что скажете вы о нашем корабле?
— По-видимому, это очень хорошее судно, — ответил инженер.
— Очень рад это слышать! А как, по-вашему, можно будет на нем отправиться в дальнее плавание?
— В какое плавание, Пенкроф?
— Хотя бы на остров Табор?
— Друг мой, — ответил Сайрес Смит, — я думаю, что при необходимости на «Бонавентуре» можно было бы, не задумываясь, совершить и более дальнее путешествие, но, признаюсь вам, мне бы вовсе не хотелось, чтобы вы поплыли на остров Табор, потому что нет никакой причины это делать…
— Как вам сказать, мне кажется, что не следует прятаться от своих соседей, — ответил Пенкроф, упорно настаивавший на своем. — Остров Табор — наш сосед, и притом единственный! Вежливость требует, чтобы мы нанесли ему визит!
— Черт возьми! — заметил Гедеон Спилет. — Наш друг Пенкроф в последнее время совсем помешался на приличиях!
— Я ни на чем не помешался, — сердито возразил моряк, которому не нравилось упорство инженера, но в то же время он не хотел ничем его огорчать.
— Не забывайте, Пенкроф, — продолжал Сайрес Смит, — что вы не можете в одиночку отправиться на остров Табор.
— Со мной поедет кто-нибудь еще.
— Прекрасно, в таком случае ваша затея может лишить колонию острова Линкольна двух колонистов из пяти…
— Из шести! — возразил Пенкроф. — Вы забываете Юпа.
— Из семи!.. — вмешался Наб. — Топ не хуже обезьяны!
— Но, уверяю вас, тут нет никакого риска, — снова сказал Пенкроф.
— Очень может быть, Пенкроф, но я вам повторяю еще раз: не стоит подвергать себя опасности, если подобная поездка не вызывается никакой необходимостью.
Упрямый моряк ничего не ответил и прекратил разговор, твердо решив возобновить его в самом ближайшем времени. Он не сомневался, что какой-нибудь случай придет ему на помощь и превратит его каприз в насущную необходимость.
Проплавав некоторое время в открытом море, «Бонавентур» повернул к берегу и направился к гавани Воздушного Шара. Колонисты решили исследовать узкие проходы между песчаными отмелями и каменными грядами рифов и, если окажется нужным, расширить их и обозначить банками, так как в этой маленькой, хорошо защищенной от ветров бухте они предполагали устроить пристань для стоянки судна.
До берега было около полумили, и Пенкроф должен был лавировать, чтобы идти против ветра. «Бонавентур» двигался вперед, конечно, очень медленно, так как ветер слабел по мере приближения к земле и едва надувал паруса, а море, гладкое, как зеркало, изредка покрывалось легкой рябью лишь в те минуты, когда налетал порыв ветра.
Герберт стоял на носу, исполняя обязанности лоцмана и указывая дорогу по извилистому фарватеру между отмелями. Вдруг он закричал:
— Держи к ветру, Пенкроф!.. Ближе к ветру!..
— Что там такое? — спросил Пенкроф, приподнимаясь. — Риф?..
— Нет… Еще к ветру! Я еще плохо вижу… Держи к берегу!.. Хорошо… Отлично…
Вслед за тем Герберт перевесился за борт, опустил руку в воду и, поднимаясь, крикнул:
— Бутылка!
Юноша держал в руке закупоренную бутылку. Вытащив пробку, которой была заткнута бутылка, он достал оттуда влажный листок бумаги, на котором были написаны следующие слова: