Капитан Перережь-Горло. Западня

— Да, это правда! На часового напали спереди — как на Соломона из 7-го полка легких пехотинцев. Но этот убитый имел возможность выстрелить в любого, кто бы ни приблизился к нему; он стоял, ярко освещенный на несколько метров вокруг себя! И все же двое свидетелей, которые смотрели прямо на него, клянутся, что он был один, когда вскрикнул и пошатнулся.

— Ну и ну!

— Здесь находится генерал Савари[8], — продолжал лейтенант д'Альбре, — глава нашей военной полиции. Хорошо бы он нашел убийцу, прежде чем вспыхнет мятеж. Никто не может говорить ни о чем, кроме капитана Перережь-Горло. И что же, месье, по-вашему, делает генерал Савари? Ничего!

— Савари глупец — все это знают.

— Генерал — хороший солдат и не претендует на избыток ума. Но по крайней мере, он должен попытаться…

— Если они в самом деле хотят поймать убийцу, — заявил Шнайдер, — то им следует поручить это человеку, у которого хватит мозгов, чтобы арестовать его. Им нужно ехать в Париж.

— В Париж?

— За старым рыжим лисом Фуше[9]! Вы, очевидно, хотите сказать, что большинство штатских не стоят того, чтобы на них тратить порох. Согласен с вами. Но Фуше, судя потому, что я о нем слышал, знает, как держать собак на цепи, а толпу на подобающем месте.

Старый унтер-офицер уставился на Шнайдера и, не удержавшись, громко присвистнул. Хотя в Великой армии с презрением относились к ужасному министру полиции, о ком говорили, будто он держит пять тысяч шпионов только в одном Париже, все же Шнайдер не мог назвать более могущественное имя, чем Жозеф Фуше.

— Как бы то ни было, — добавил он, испытывая тайное удовольствие, скрытое за надменным выражением лица, — это не ваше и не мое дело. Кто был убит прошлой ночью? Из какого он полка?

— Официально об этом еще не объявляли, но…

— Продолжайте, молодой человек. Я скажу вам, когда услышу достаточно.

— Ну, все знают, что это был гренадер Жуайе из морской гвардии.

— И при ярком свете, говорите? Где же среди ночи часовой может оказаться при ярком свете?

— Как это — где? — воскликнул лейтенант д'Альбре, окончательно забыв об осторожности. — Неужели вы не понимаете, что это убийство могло произойти только в одном месте?

— Ш-ш! — предупреждающе зашипел унтер-офицер. — Мой лейтенант!

Шнайдер отвернулся, его пересохшие от пыли губы пробормотали какое-то слово, которое артиллеристы не смогли расслышать. Поправив кивер, он тут же пустился в галоп и спустя полминуты был уже недалеко от цели.

Позади и слева от него возвышался верхний город с семафором на ратушной башне. Впереди, почти что на краю утеса над сверкающими водами Ла-Манша, виднелся длинный деревянный павильон императора с отделанным стеклом фасадом.

Ночью и днем, обитаемый или пустующий, он бдительно охранялся гвардейцами или морскими пехотинцами, которые патрулировали за высоким деревянным забором, стоявшим на некотором расстоянии от павильона. Сейчас там расхаживали четверо гвардейских гренадеров с мушкетами на плечах и красными плюмажами, развевающимися на меховых киверах.

Шнайдер бросил задумчивый и слегка насмешливый взгляд на павильон, затем окинул глазами флагшток, несколько меньших размеров павильон адмирала Брюи и маленькую хижину с конической соломенной крышей, в которой, словно дикарь, ютился маршал Сульт.

Гусарский лейтенант направился туда, когда послышавшиеся внизу оглушительные вопли заставили его повернуться. В общем потоке ругательств, который исходил от людей, плясавших от бешенства на берегу, выделялись два голоса.

— Английский корабль! Тот же самый!

— Где?

— Да вот же, болван! Смотри!

— Всегда тот же самый? Ты уверен?

— Абсолютно уверен! Господи, да где же наша артиллерия? Ответом послышался грохот орудийных залпов, словно

расколовший небо надвое.

Некоторые английские крейсеры умудрялись проплывать под батареями и давать бортовой залп. Но этот, самый нахальный из них — сорокачетырехпушечный фрегат «Медуза» — никогда не делал ни одного выстрела.

Подгоняемый свежим бризом корабль находился прямо на линии между фортом Криб и Деревянным фортом.

Лейтенант Шнайдер проскакал мимо императорского павильона на край утеса. В третий раз он приподнялся в стременах над зебровым чепраком. Ветер свирепо набросился на него, обжигая глаза, но он все же мог ясно видеть происходящее на серо-зеленых волнах Ла-Манша.

Хотя «Медуза» еще находилась далеко, Шнайдер различал коричнево-красные обводы ее корпуса и солнечные отблески на двух орудийных палубах. Из хижины с конической крышей вылез похожий на обезьяну маршал Сульт. Он остановился, поднеся к глазам подзорную трубу. Золотые дубовые листья сверкали на его маршальском мундире, большая треуголка рельефно выделялась на фоне пламенеющего небосвода. В мощную трубу он мог видеть даже морщины на лице стоящего на квартердеке капитана «Медузы», который пока еще не снизошел до пользования аналогичным оптическим прибором.

— Подходит ближе! — послышались крики с берега. — Чтоб ей пусто было! Неужели наши артиллеристы ослепли?

— Но признай — эти ребята отличные моряки!

— Плевать я на них хотел! Ну, скорее, продырявьте ей шкуру!