Я открыла глаза и пошатнулась.
«Пересмешник». Я была на «Пересмешнике»! На моем Нике. Рядом стоял волк, чуть поодаль собралась вся команда.
Палуба, капитанский мостик, борта, паруса и канаты, долбанный, ненужный марс, штурвал и колокол — это Ник. Точно Ник. Только стал он больше. Значительно больше.
— Ватэр отдала мне его воспоминания, птичка. Открой их, — сказал оборотень, удерживая меня за плечи, ведя к штурвалу.
— Я…
— Мы собрали наши стихии, нашли недостающие, постарались все вернуть. Он, конечно, пока слабее, чем был, но он и не плавал пятнадцать лет.
— Я, а если…
— Он ждет тебя, Кали. Давай, — Тивор встал сзади, а я несмело опустилась на колени. Открыть штурвал удалось только с четвертой попытки, и это тоже был старый штурвал. Как ему удалось? Когда дерево все же поддалось, сердце в груди замерло, пропустило несколько ударов, в горле застрял огромный комок. Колючий, липкий. Там лежала диадема. Моя диадема — вещь, предназначенная для обряда связывания пары, в темном янтаре вспыхивали и гасли тысячи светлячков.
— Это отдала тебе Ватэр? — не веря, спросила, судорожно втягивая в себя воздух.
— Да.
Я дотронулась до первого камня, второго, третьего, четвертого… Они все были теплыми, все слегка вибрировали под моими пальцами. Я снова закрыла глаза.
Звала я, водя руками по камням, выпуская свою стихию.
И что-то дрогнуло, застыл воздух, меня накрыла тишина, на миг тело скрутило болью, пальцы закололо иголками. Я с трудом дотянулась до заколки и разрезала себе ладонь, размазывая кровь по янтарю. Плетения светились и переливались, светлячки внутри камней вдруг вспыхнули еще ярче, закружились вихрем и вырвались на свободу, невесомой пылью окружили, спутали заклинания, легли на паруса, на штурвал, пронзили корабль насквозь, просочились в каждую щелку, впитались в доски, и пронзительно запел на ухо ветер. Западный, любимый ветер, обрела голос рында.
А Ник сиял, а Ник отдавал мне тепло, а Ник радовался, словно обнимал меня, словно ласкал, так знакомо. Боги…
Мой Король океана.
Я поднялась на ноги, положила руки на штурвал, погладила дерево, размазывая свою кровь.
И дрогнула палуба под ногами, замер воздух, и невозможно было сделать водох.
— Он вернулся! — прокричала я пиратам, открывая глаза спустя мгновение тишины. — Наш Ник вернулся!
Свист, облегченный смех, улыбки от уха до уха, горящие глаза и громкий, звонкий голос колокола. «Пересмешник» приветствовал старых друзей.
Кристоф с Еленой сворачивали свою тьму, мама, папа и Мор стояли возле фок-мачты и довольно улыбались, а я бросилась к своему волку.
— Ты удивительный, ты невероятный, ты самый… — я не договорила, слов не хватало, просто его поцеловала. Долго, вкусно, сладко. Вложила в поцелуй все то, что чувствовала, я упивалась и сходила с ума, я наслаждалась. Его запахом, его дыханием, его мощью. Такой большой, такой сильный, такой великолепный, и весь мой. Абсолютно. Невозможно.
— Давай, проведем обряд, — прошептал Тивор прямо в губы, когда мы наконец-то смогли оторваться друг от друга.
— Здесь?
— А что тебя не устраивает?
Я огляделась, выгнула бровь, слегка отстранившись, закусила губу.
— Нет, если конечно…
— Господин квартирмейстер! — крикнула, отворачиваясь от Тивора, отмечая, что все-таки недаром надела платье. — Окажите нам честь, проведите обряд единения!
Пираты на вдох застыли с открытыми ртами, застыли родители и Морган, даже княжеская чета выразила удивление приподнятыми бровями.
— С удовольствием, господин капитан! — отозвался Калеб, и друзья ожили, снова загалдели и засвистели.
— Она определенно мне нравится, Черный! — прокричала княжна, обнимая своего мужа за талию, а я с улыбкой повернулась к Тивору.
— Ты пожалеешь, — усмехнулась, заключая лицо волка в ладони. — Ты понимаешь, на что подписался?
— Ты знаешь, понимаю. И ты не поверишь, но, кажется, я начинаю любить воду, — ответил мне волк, снова целуя.