Капитан Пересмешника (СИ)

— У него просто не было выхода, я припер нашего квартирмейстера к стенке, — опередил эльфа Сайрус. — Соврать мне в глаза он не решился.

— Так когда, капитан? — склонил голову на бок Калеб. Я набрала в грудь побольше воздуха и зажмурилась.

— Я не буду этого делать, — повисшая напряженная тишина, заставила посмотреть на мужчин. Оба хмурились, почти одинаково, оба недоумевали. — Я просто не могу. Не могу переступить через себя.

— Через нас, значит, можешь? — тихо спросил канонир. — Можешь подставить всю команду, можешь перечеркнуть эти гребанные пятнадцать лет, можешь выкинуть из головы лица и имена тех, кого уже нет?

— Это нечестно, Сайрус, — почти простонала, отступая на шаг. — И ты это знаешь. — Я не ожидала услышать подобные обвинения от нага. Обидно.

Страшно. А в его глазах зажглась злость, и губы кривились. Он выглядел сейчас почти пугающим, почти вызывающим отвращение.

— Нечестно, но это правда. Неужели он так хорош в постели, что заставил тебя забыть…

— Сайрус! — рявкнул эльф, заслоняя меня от нага. — Прекрати немедленно!

— Что прекратить? Говорить правду? Да этот урод предаст нас, как только мы окажемся на Шагаре. Подставит, сдаст барону. И хорошо, если только ему! У него же на роже все написано. Крупными буквами.

— Дело не в волке, — прошептала едва слышно, меня трясло, как от холода.

— Не будь лицемеркой! — рыкнул канонир, сверкая на мня змеиными глазами. — Каждый, кто на этом корабле подписал с тобой контракт. Ты уже подчинила здесь всех!

— Неправда. Контракт заключается не со мной с Ником. Я всего лишь проводник, и ты это знаешь.

— Но ты контролируешь «Пересмешник»! Это, мать твою, твой корабль! — я обняла себя за плечи. Захотелось заткнуть уши и спрятаться под одеяло, как в детстве, но вместо этого пришлось выйти из-за спины эльфа.

— Кали…

— Нет! — оборвала я Калеба, встречая взгляд канонира, а внутри все переворачивалось. — Наверное, пора ему рассказать.

— Рассказать?

— Сколько ты уже с нами Сайрус? — тихо спросила я. — Десять лет?

— Да.

— И за эти десять лет ты ни разу не задавался вопросом, почему я единственная девушка среди вас?

— Н-нет, — злость постепенно уходила из его глаз, но мне все еще было холодно. Мерзко.

Другое дело, что до определенного момента ни я, ни тем более Морган не знали о том, что папа, что-то там кому-то задолжал. Я вообще понятия не имела, что существует такая богиня. Да и какое мне до нее дело? Я — Вольная — ребенок степей.

Посланник Хозяйки Вод появился у нас на пороге весной, мне тогда было десять, Моргану — двадцать три, и он заканчивал четвертый курс на факультете дельцов. Брат хотел открыть свою таверну, он горел этой идеей, жил ей, сколько я себя помню, чуть ли не бредил. Каждый свободный вдох он посвящал либо подработкам, либо составлением чертежей и планов. Он не был таким, как я, не был даже таким, как отец. Мор был истинным Вольным, энтузиастом и мечтателем. В нем сильнее всего чувствовалась кровь предков.

Когда за идею, за свою мечту не страшно и в огонь и в воду, когда даже смерть не способна остановить, а любое препятствие кажется мелким.

Любое, кроме семьи.

Прибывший к нам служитель сообщил, что пришло время платить по старым долгам, и что откупом должен был стать Мор. Уже через месяц ему надо было прибыть в один из храмов Ватэр, оставить прошлую жизнь, а вообще лучше забыть про нее и полностью посвятить себя обучению на Хранителя. И ждать… Ждать, когда Ватэр решится, наконец-то, собрать Душу Океана. Просто ждать. Очень долго ждать.

Морган рвал и метал, бесился, два сумана я слушала, как он мечется по ночам в своей комнате, слушала, как он периодически что-то громит, видела, как затухает огонь в его глазах. Я чувствовала, что с ним что-то не так, но никак не могла понять, что именно.

Точно так же мучался и отец. Еще бы! Ведь он фактически отобрал мечту у собственного ребенка. Я видела, как изводится мама. Видела, но ничего не понимала.

Морган старался не показывать родителям тех чувств, которые испытывал, не возмущался, не протестовал. Он не возненавидел отца, он не отвернулся от него. Но внутри брат уже начал гореть.

А через два сумана уехал. Я ревела взахлеб, вцепившись в мамину юбку, провожая любимого брата. Ревела, размазывая по лицу слезы и не желая его отпускать. Тогда мне казалось, что не может быть ничего страшнее, чем разлука с ним. Если бы я только знала… Если бы догадывалась, если бы хоть на миг прислушалась к ветру, который так отчаянно что-то стонал в кронах грушевого сада. Но я была слишком расстроена и слишком мала.

Морган вернулся только через год.

Я встретила его на том же крыльце, и так же что-то отчаянно стонал ветер. Вот только теперь подсказки мне были не нужны. Зачем? Я прекрасно видела, что стало с моим братом. С мечтателем и выдумщиком, готовым идти за идею и в огонь и в воду.

Я смотрела на Мора и вместо него видела незнакомца. Да, он выглядел, как Мор, он говорил, как Мор, он двигался, как Мор, но это был не он! Что-то изменилось, что-то сломалось, натянулась и лопнула какая-то струна.