Капитан Поль

— …но я оставляю вас в живых, — продолжала маркиза, завершая начатое дело, — чтобы вы простили меня, как я вас прощаю!

— Пощади, Морле! Пощади! — закричал маркиз, падая в кресло; он страшно побледнел, волосы его встали дыбом, холодный пот выступил на лице.

— Отец! Отец!

— Теперь вы видите, что ваш отец сумасшедший! — сказала торжествующая маркиза. — Оставьте его!..

— О, Господь сотворит чудо, я надеюсь! — ответила Маргарита. — Моя любовь, мои ласки, мои слезы вернут ему рассудок.

— Попробуйте! — холодно сказала маркиза, жестом показывая ей на маркиза, не только лишившегося воли и способности говорить, но и почти теряющего сознание.

— Отец! — окликнула его Маргарита душераздирающим голосом.

Маркиз оставался безучастным.

— Сударь! — повелительно произнесла жена.

— Что? Что такое? — спросил маркиз, вздрагивая.

— Отец! Отец! — кричала Маргарита, ломая в отчаянии руки. — Отец! Выслушайте меня!

— Возьмите это перо и подпишите, — сказала маркиза, вложив ему в руку перо. — Так надо! Я так хочу!

— О, теперь я погибла! — воскликнула Маргарита, измученная борьбой и не имеющая сил продолжать ее.

Но в ту минуту, когда побежденный маркиз собирался подписать договор, когда торжествующая маркиза уже поздравляла себя с победой, а Маргарита в отчаянии готова была бежать из дома, дверь кабинета внезапно отворилась и появился Поль, невидимый свидетель этой сцены.

— Госпожа маркиза д’Оре, — сказал он, — два слова, пока еще договор не подписан.

— Кто это обращается ко мне? — спросила маркиза, стараясь разглядеть того, кто говорил издали и, следовательно, был в тени.

— Я знаю этот голос! — закричал маркиз, вздрагивая всем телом, как будто его коснулось раскаленное железо.

Поль сделал три шага вперед и вошел в круг света, распространяемого люстрой.

— Что это, призрак? — воскликнула маркиза, пораженная удивительным сходством молодого человека с тем, кого она когда-то любила.

— Я знаю это лицо! — бормотал маркиз, принимая Поля за убитого Морле.

— Боже мой! Боже мой, защити меня! — шептала Маргарита, стоя на коленях и простирая к небу руки.

— Морле! Морле! — воскликнул маркиз, поднимаясь и идя прямо к Полю. — Морле! Морле! Прости!.. Пощади меня…

Вдруг, словно споткнувшись, он рухнул без чувств на пол.

— Отец! — закричала Маргарита, бросившись к нему.

В эту минуту перепуганный слуга отворил дверь и обратился к маркизе:

— Сударыня, Ашар требует доктора и священника. Он умирает.

— Скажи ему, — ответила маркиза, указывая на мужа, которого Маргарита тщетно старалась привести в чувство, — скажи ему, что они оба нужны маркизу.

XIV

Как мы видели в конце предыдущей главы, Господь с помощью одного из тех необычных соединений своих предначертаний, что слепые люди почти всегда приписывают случаю, призвал к себе в одно и то же время, чтобы они дали ему отчет по одному и тому же делу, благородного маркиза д’Оре и бедняка Ашара. Мы видели, как первый из них, словно пораженный обликом Поля (он, как мы помним, был живым портретом своего отца), упал без чувств к ногам молодого человека; тот сам испугался ужасного впечатления, вызванного его внезапным появлением. Что касается Ашара, то причины, приведшие его к смерти одновременно с маркизом, были совсем иные, но вытекали из той же драмы. Появление Поля произвело пагубное воздействие на обоих и потрясло одного из стариков ужасом, другого — слишком сильной радостью. Накануне того дня, когда положено было подписать брачный договор, Ашар чувствовал себя хуже обычного, но все-таки вечером, как всегда, пошел помолиться к могиле своего господина. Оттуда он с большим благоговением, чем когда-либо прежде, наблюдал вечно новое и вечно великолепное зрелище — заход солнца на море; он следил глазами за исчезновением его пурпурных отблесков и, будто этот светоч мира притягивал к себе его душу, чувствовал, что силы покидают его вместе с последним светом дня. Вечером слуга из замка пришел, по обыкновению, спросить, не нужно ли ему чего-нибудь. Не найдя старика дома и зная, в какую сторону он обычно ходит, лакей направился в глубь парка и вскоре нашел Ашара лежащим без чувств у подножия большого дуба на могиле своего господина: старик до конца остался верен этому благоговению перед ней, ставшему главным чувством последних лет его жизни. Лакей взял его на руки, перенес в дом и затем, испуганный этим неожиданным происшествием, побежал просить маркизу о последних услугах врача и священника. Она ему отказала под тем предлогом, что в данную минуту врач и священник нужны маркизу точно так же, как старому слуге, и что иерархия общественного положения, сохраняющая силу и перед лицом смерти, дает ее супругу в данном случае первенство.