Капитан поневоле

– Но тридцать серебряных… – простонал хозяин, не в силах совладать со своими порочными инстинктами.

– Разумеется, – величественно ответил Саша, доставая небольшой кошелек со своими личными деньгами и отсчитывая тридцать монет, весивших меньше двух грамм каждая. – Долги надо платить. – И пододвинул по столу монеты к начавшему приходить в себя хозяину.

– А упущенная выгода? – начал смелеть тот.

– А справедливость? – вопросом ответил Саша.

Толстяк дернулся как от удара и вскочил.

– Да, конечно. Извините, – забормотал он и бросился в каморку, отгороженную от комнаты толстой занавеской.

Саша посмотрел на Гликею. Сказать, что она была удивлена, значит, ничего не сказать. Глаза были как блюдца. Снова переведя взгляд на занавеску, за которой слышалась возня, Саша достал из-за пояса пистолет, с которым он и раньше умел обращаться у реконструкторов, и взвел курок, держа оружие под столом. Мало ли что взбредет в голову этому жмоту? Вдруг выскочит сейчас оттуда с оружием? Но хозяин повел себя благоразумно и вышел из каморки с мешком и тубусом, в котором должны быть карты.

– Вот, возьмите. И не держите зла на бедного человека, – заискивающе проворковал толстяк.

– Проверь, – бросил Саша Гликее и демонстративно спокойно убрал пистолет за пояс. Хозяин нервно сглотнул, не сводя глаз с оружия.

Девушка развязала мешок, осмотрела содержимое. Потом проверила тубус и тихо сказала:

– Все на месте.

– Тогда всего доброго, уважаемый, – важно сказал Саша, вставая. – Надеюсь, больше не увидимся.

– Я тоже, – пискнул хозяин. Но тут же осекся под строгим взглядом непонятного гостя, говорившего умные речи. – Простите, святой отец.

– Я не святой отец, – поправил его Саша. – Я лишь слуга Ипни. – И с этими словами направился к двери. Гликея просеменила за ним.

* * *

По дороге к своей гостинице Гликея хранила молчание, и Саша понял, что его спектакль она приняла за чистую монету. Что, в принципе, радовало, потому что иначе толстяк, скорее всего, не поверил бы ему. Но как начать объяснять ей, что все это розыгрыш, он пока не придумал. Впрочем, она первой не вытерпела.

– Вы правда слуга Ипни? – задала она волнующий вопрос.

– Нет, – ответил Саша. И поскольку девушка остановилась, то обернулся и улыбнулся. – Я даже не знаю, что это такое.

Глаза девушки снова стали огромными, и она растерянно проговорила:

– Но как же тогда…

– Я его обманул, – просто сказал Саша. – Денег у меня не так уж и много осталось, поэтому я решил сэкономить. Пойдемте, нам еще надо собрать вещи.

Некоторое время шли молча, но потом Гликея снова не вытерпела:

– А откуда вы узнали, что у него отчетность не в порядке?

– Тут ничего удивительного. Абсолютно все люди, которым по роду их деятельности приходится отчитываться перед налоговыми чиновниками при помощи бумажных документов, всегда сознательно или нечаянно допускают в них некоторые неточности. И, как правило, делают этим чиновникам небольшие подарки от чистого сердца, чтобы те не слишком усердствовали в поиске недочетов. В результате все довольны. Но если сделать чиновникам более щедрое подношение, да еще и во имя Справедливости, это, несомненно, откроет им глаза. И судя по тому, как перепугался этот старьевщик, там было на что посмотреть. Барахло из каморки он мог еще успеть перепрятать, но исправить отчетность точно не смог бы. В результате он потерял бы намного больше, чем мог надеяться приобрести. Все остальное оказалось лишь удачной импровизацией. Про Ипни я вообще пошутил.

– Слуги храма не любят шутить, – осторожно заметила девушка.

– Жрецы, что ли?

– Нет. Слуги храма.

– Не понял. А это кто такие?

– Вы не знаете? – удивилась Гликея. – Ах да. Вы же не элой. Это отдельный орден. Раньше, в эпоху Единства, они были очень могущественны, и считается, что бескорыстно боролись с несправедливостью во всех провинциях. Но потом у них появились другие интересы, они начали злоупотреблять своей властью, страдали невинные люди, и их полномочия сильно урезали. А когда Единства не стало, то орден утратил свое значение. Но ходят слухи, что они возрождаются и иногда карают погрязших в несправедливых поступках людей.

– Ну что же, выходит, я лишь восстановил Справедливость и истинные слуги храма должны быть мне благодарны.

– Наверно, – согласилась Гликея. – Стойте, – вдруг сказала она испуганно. – Я знаю этого человека.

– Какого? – спросил Саша, напрягшись.

– Вон того, что вышел из переулка и сейчас идет мимо лотка со шляпами.

Саша посмотрел в указанном направлении, и увидел со спины широкоплечего мужчину, вразвалку идущего вверх по улице.

– Это порученец моего отца. Наверняка прибыл за мной. И, возможно, не один. Быстро они!

То, что их не заметили, объяснялось большим количеством народа на улице и тем, что Гликея, очевидно, сильно изменилась с тех пор, как ее видели в последний раз. Да и направился мужчина сразу в другую сторону, а не навстречу им. Но шел, скорее всего, к их обиталищу.

– Значит, в гостиницу вам нельзя, – сделал вывод Саша. – Тогда давайте ключ, и я соберу ваши вещи. А вы подождете меня здесь.