Капитан повесился! Предполагаемый наследник

– Лучше «Космо» мисс Пэрис вариантов не найти, – продолжала миссис Холлбоун, явно читая мысли Юстаса. – Такая фигура и ножки, голос – в общем, неплохой, но главное – характер, личность – вот что запоминается, так я ей и говорю. Будь я на ее месте, то уже давно бы… а, вот и она!

Снаружи донеслись голоса, а вскоре на лестнице показались девушки.

– Ну привет, мальчик мой! Какими судьбами?

Юстас страшно ненавидел это выражение, а Джилл говорила так, когда была сильно чем-то раздражена.

– Привет, Джилл. Только что вернулся из Корнуолла.

– Хм, не думала, что ты столько там пробыл. Холли, дорогая, убегаю на ужин. Мы все идем в «Решофе».

– А я пришел пригласить тебя на ужин со мной, – упрямо сказал Юстас.

– Поздновато, тебе не кажется? Мне уже надо собираться.

Джилл пошла к лестнице и быстро поднялась наверх. Юстас медленно последовал за ней.

Дверь в гостиную на втором этаже была открыта. В комнате царил беспорядок, стены пестрели фотографиями невозможно красивых девушек и темноглазых мужчин с тонкими усами. Юстас не обратил на них никакого внимания; дверь во внутреннюю комнату – очевидно, спальню – тоже была открыта. Туда заходить он не стал, хотя не раз бывал в этой спальне, но сейчас Джилл в таком настроении, что голову ему оторвет за подобную дерзость. Он хмуро ждал и слушал обрывки комедийной песни, доносившиеся из комнаты. Тут девушка показалась снова; она расчесывала свои густые светлые волосы. У Юстаса замерло сердце. Ее красота и изящество всегда переполняли его чувством восторга до краев. Джилл Пэрис давно было за тридцать, но она заботилась о своей внешности, а фигура ее по-прежнему оставалась идеальной. На первый взгляд ее голубые глаза никак не выделили бы Джилл из толпы, но ей хватало ума не испортить свои брови, и она выглядела совсем не так, как можно было подумать, услышав слово «хористка». У нее был аккуратный, красиво очерченный носик. Слабым местом являлись тонкие губы – даже умелое использование помады не могло скрыть этот недостаток.

– Джилл, ты прекрасна.

– Знаю, дорогой; так мне Ланберг утром и сказал.

– К черту его; ты же не пойдешь в этот кукольный домик?

– Могу и пойти. Мне пора.

– А я хотел пригласить тебя в «Вальтано».

Рука с расческой замерла. Джилл быстро на него посмотрела.

– Наследство получил?

– Нет, но мы не виделись целую неделю. Хочу поговорить.

Девушка засомневалась.

– «Вальтано» – как же хорошо звучит, – сказала она. – И нечасто. Ну хорошо. Не против, если позову Китти Лавлейс с нами?

– Конечно, против, – осклабился Юстас. Теперь уже можно себе такое позволить. Джилл на крючке – жадный чертенок, не может устоять против хорошей еды.

– Свинья. Так, ладно; скажу Кит, что позвонили из «Виконта» – тут она возражать не станет. Наверное, уже ждет снаружи или с Холли болтает. Подожди минутку, пойду избавлюсь от нее.

Юстасу даже не пришло в голову, как, впрочем, и Джилл Пэрис, посмотреть на это предприятие глазами девушки, чей вечер был испорчен. Они жили для себя, а не для других. Неустойчивое настроение Юстаса снова улучшилось. Из-за своего недельного отсутствия и усиливающегося страха потерять Джилл он начал с гораздо большей ясностью понимать, что эта девушка для него значит. Да, она красива, но Юстас знал и других красивых девушек. Порой она вела себя грубо – как он ненавидел это «мальчик мой»! – и все же это была Джилл, та самая Джилл, которую он любил. Как сказала миссис Холлбоун, «самое главное – это личность, вот что запоминается».

Ужин в «Вальтано» был безоговорочным триумфом. Невысокий итальянец-официант обладал бесценным даром внушать каждому посетителю, что его присутствие в ресторане приносит ему личное удовольствие. Он посоветовал паре, что пить с превосходной пищей, которую скоро принесет. Цена тут значения не имела – официант вовсе об этом не думал, как, впрочем, и Юстас; надо отдать ему должное: если он обеспечивал чье-то веселье, то никогда не мелочился.

Джилл была в лучшей форме: она, как чудесно выразился Джек Поинт, «кипела остроумием», проявляла нежность, искренне интересовалась, чем эту неделю занимался Юстас и, как думал бедняга, была красивой как никогда. А вот думать о том, что он мог ее потерять… нет, эти мысли надо отбросить; довольно для каждого дня своего удовольствия[15].