- Можете одеваться. Все в порядке, - резюмировал дежурный.
У меня будто камень с плеч свалился, я улыбнулась встревоженному «подопечному» и позволила себе окинуть его обнаженный торс восхищенным взглядом, а следом и его порозовевшие уши и смущенную довольную ухмылку. До чего же соблазнительный!
- Могу я теперь побеседовать с вами? - обратился к Глебу Павел.
- Ага, - согласился мой человек, излишне медленно натягивая на себя футболку.
Проходя мимо, он будто случайно задел пальцами мою талию. Я вышла следом, и
к неудовольствию помощника шерифа стояла рядом с Глебом все время опроса.
В злом умысле очаровательного Павла я не подозревала, как бы хмуро он не поглядывал на меня, мои опасения касались темы подопечности. Реакцию Глеба, увы, предсказать я не могла. Нам, по возможности, уже сегодня предстоял долгий, обстоятельный разговор наедине, где самовлюбленной ирра придется покаяться во многом. От одной только мысли я тяжело вздохнула, чем привлекла внимание обоих людей. Мой чистокровный осторожно взял меня за руку и продолжил диалог. Ему явно хотелось поскорее разобраться с формальностями.
Тепло его ладони успокаивало - мне понравился этот простой жест. Но Паша неумолимо приближался к основному.
- Как долго вы входите в Пятый правящий дом Иммеи?
На доли секунды глаза Глеба расширились.
- Два месяца, - ответила я за него.
Помощник шерифа подозрительно сощурился.
- Ага, - кивнул равнодушно Глеб. Врать он умел. Не слишком хорошо, но умел.
- Я что делаю? - Этот вопрос он мне задал, когда мы наконец получили долгожданную свободу, наставления не лезть в неприятности и отправились обратно к машине Тима.
- Прости, - прошептала я. Чувство вины с каждой минутой только возрастало.
Глеб замешкался. Он держал меня за руку от самой больницы и отпускать не
собирался.
- Да нет. Я... Мне... Я не очень понял, что это значит.
- А, - выдохнула я. - Ну, это значит, что я имею право действовать по своему усмотрению в случае, если тебе угрожает опасность. Ты Соглашение не читал никогда?
Глеб отрицательно покачал головой. Мы шли быстро, и машина уже показалась из-за поворота. Из салона нам навстречу выскочил взвинченный Сур.
- Вы в порядке? Где Тим? Он не отвечает!
- Все хорошо. Нас опрашивали, - успокоил его Глеб. - Тима скоро тоже отпустят.
- Что там было?
- Давай в машину сядем и расскажу.
Сур кивнул и молча забрался на переднее пассажирское сиденье пикапа. Глеб закрыл за ним дверь, повернулся ко мне и пристально посмотрел в глаза.
- Ты солгала, - произнес он спокойно, так словно ставил меня в известность о том, о чем я не подозревала. И только когда звук его голоса стих, я осознала что совершила.
- Я соврала, - беззвучно проговорила я на тала.
Глеб помог мне забраться на заднее сиденье пикапа, обнял и прижал к себе.
Глеб
Перламутровые волосы окутывали подушку и водопадом спускались до пола. Тонкие пальцы все еще лежали в моей ладони, а в чертах ее лица отражалась безмятежность. И я все еще лежал рядом, стараясь не шевелиться и не тревожить ее сон.
За окном послышался собачий лай. Либо на свалку пожаловали очередные гости, либо дикое зверье шарило по территории. В любом случае, я впервые обрадовался, что дом свой дед решил поставить на некотором расстоянии от работы. Раньше я этому факту не придавал никакого значения, но сейчас вой псов раздавался так далеко, что не мог разбудить ее, и это было важнее всего. А еще я не придавал особого значения комнате, которую дед называл моей. Она, действительно, была моей. Во всяком случае, никто кроме меня здесь никогда не жил.
Селене уснула на моей груди в машине. Сказать «да» про поцелуй в целях эксперимента - одно, к тому же дальше этого она не пошла, обмануть власти и закон - другое. Для иммейцев разница огромна. Большая ложь сделала ее усталой и ранимой. Тим помог мне донести ее до кровати.
- Любые отношения - это сложно, - прошептал он мне перед уходом, - но это не значит, что они того не стоят.
Я приподнял голову с подушки и осторожно коснулся пальцами живота Селене там, где на джемпере темнело кровавое пятно. Зачем я пошел без предупреждения? Зачем изначально отпустил ее? Доверие? Я доверяю ей, но она не бессмертная и больше того: связалась с безмозглым человеком. Пострадала из-за него, соврала ради него, и, думаю, сделала что-то еще, о чем я пока не знаю. Она принесла в мою жизнь счастье, я в ее жизнь принес хаос.
Мысленно одернул себя. Самобичевание в сути своей ничто иное, как жалость к себе, причем в не самой благородной форме. Если Селене доверилась мне, значит, я обязан не поддаваться подобным вещам. Как только она проснется, попрошу у нее прощения и постараюсь выяснить, что еще тревожит ее разум. Хотелось сделать ее счастливой. Я прочертил кончиками пальцев изгиб ее талии, затем локтя и острого маленького плеча. Она тихо вздохнула и пошевелилась. Я поспешно убрал руку.