– Смотря к чему, – сказал Хват. Пожатие плечами не удалось. На них словно непомерную тяжесть взвалили. Крест, который предстояло нести по жизни.
– Не спускай глаз с машины.
– Не спускаю.
– Але… оп!..
Трубка в руке Антоненко развернулась на манер дистанционного пульта, но включил он не телевизор, не музыкальный центр.
Фиолетовый корпус «Вольво» раздулся, выплеснув на площадку оранжевый огненный шар, и только тогда до ушей сидящих в вертолете донеслось глухое «бу-у-ум». Из-за трескотни работающего двигателя взрыв прозвучал негромко. Да и смотрелся он совсем не страшно. Даже когда из раскуроченного автомобиля вывалились три человеческие фигурки, превратившиеся в живые факелы, катающиеся по земле.
– Кто третий? – спросил Хват, глядя не вниз, а на собственные руки, обхватившие штурвал.
– Водитель, – проворчал Антоненко.
– Как же вы теперь без водителя?
– У меня второй есть. Полный кретин, правда. Не сумел распределить взрывчатку как следует.
Фигурки замерли на траве, как догорающие спички. Три головешки. Одна из них еще несколько секунд назад звалась Алисой.
– Не беспокойтесь, Олег Григорьевич, – сказал Хват, улыбнувшись уголком рта. – Никто из этой троицы не выживет. В том числе и уличная проститутка.
– Туда ей и дорога, – махнул рукой Антоненко. – А у нас с тобой путь совсем иной, Миша. Полетели-ка в Электрогорск. Нахт остен, как говаривали немцы в сорок первом.
«Сдается мне, у нас с вами сразу сорок пятый будет, – подумал Хват, беря курс на восток. – Девятое мая. День Победы – порохом пропах».
Городишко Электрогорск был расположен в живописном уголке, в окружении лесов, озер, в семидесяти пяти километрах к востоку от Москвы.
На территории бывшего пионерлагеря имени Вали Котика звучал (гуп-гуп-гуп) мерный топот марширующих ног. Производящее его воинство также горланило во всю мощь своих молодых, непрокуренных легких:
Отряд был довольно малочисленным, но воинственным. И командовал им служивого вида дядька, умеющий покрикивать настоящим командирским голосом
– Левой!.. Левой!.. Правое плечо впере-о-од, арш!
«Гуп, гуп, гуп», – откликалось на это воинство в черных рубахах с символическими языками пламени на рукавах.
Обитали бравые вояки в одном из отремонтированных корпусов, вдыхая запахи свежей побелки, хлорки и кухни. Они спали на коротковатых пионерских койках с панцирными сетками, рассказывали друг другу на ночь страшные истории, пекли в кострах картошку, бегали на озеро подглядывать за голыми девками. Но это были уже далеко не дети, причем неплохо вооруженные, причем умеющие не только стрелять, но и убивать. Четыре лучшие боевые пятерки организации «Феникс», готовые выполнить любой приказ своего вождя. Двадцать один ствол вместе с пистолетом постоянного инструктора. Дикие псы. Молодые волки. Прирожденные убийцы.
Им запрещалось пить, курить, употреблять наркотики, смотреть западные фильмы и слушать какую-либо иную музыку, помимо групп «Рамштайн» и «Ария». Сексуальное напряжение снималось в туалетной комнате, глухая стена которой была отведена под фотографии обнаженных милашек. Увлечение футболом приветствовалось только в том случае, если парни болели за «Спартак».
Вождь стоял особняком, его действия и решения не обсуждались. Его окружали соратники, которые с началом финансовых затруднений куда-то подевались. Командиры пятерок назывались сподвижниками – так себе, ни рыба ни мясо, кое-какие права имеются, зато обязанностей полон рот. А в самом низу иерархической лестницы стояли сторонники – самая многочисленная и бесправная категория патриотов, на которой ездили все кому не лень. Быки или бойцы, как вам угодно. Пушечное мясо. Эти ребятишки успевали и разъяснительную работу среди населения проводить, и мутузить это самое население за недостаточную сознательность.
Члены организации «Феникс» были готовы воевать против кого-угодно, но врагом номер один для них оставался все тот же пресловутый всемирный сионизм, на который натаскивались еще штурмовики Гитлера.