Капитан Соколин

— Люди по ночам работают, — усмехнулся комдив — чаю выпить некогда. Только мы с вами, Галя, бездельники.

«Галя…» Соколин потемнел и нахмурился.

— Сашко, — подошла к нему Галина, — чудной ты какой-то сегодня.

«„Сашко“ — подумал комдив, — „Сашко“… — и опять усмехнулся. — Плохо вы, товарищ дивизионный начальник, знаете личную жизнь своих командиров!.. А ладная пара. Совсем ладная».

Чай они пили все-таки втроем. Соколин и Галина больше молчали. Комдив разошелся. Он рассказывал о своем детстве, о первой стачке на заводе, о Павле Дубове, комиссаре эскадрона, а ныне директоре, о боях. Много лет знал Соколин Кондратова и никогда не видал его таким веселым и разговорчивым.

Комдив и комбат вышли вместе. Они молча простились, крепко пожав друг другу руку.

Комбат пошел через лес по знакомой тропе. Не зажигая света, он лег и моментально уснул.

Комдив выехал на большую дорогу. Отсюда был виден весь лагерь. Лагерь спал. Только под большими грибами светились огоньки: дневальные охраняли покой лагеря. Дневальные стояли на своих постах.

«Объявить сейчас тревогу, — подумал Кондратов, — и лагерь проснется, оживет. Забегают люди. Затрещат тачанки. Заржут кони. Дивизия выстроится для похода. И на правом фланге, во главе лучшего батальона дивизии, станет его воспитанник, капитан Соколин».

Комдив медленно двигался вдоль лагеря. Сколько раз поднимал он так людей и вел прямо в бой под грохот снарядов и свист пуль! Не все возвращались. Беззаветно боролись, отдавай свои жизни за товарищей, за родную страну. И сколько еще раз придется в такую же ночную тьму поднимать людей и снова вести их в бой! Когда? Завтра? Послезавтра? Кто знает…

Он вернулся домой, когда серел горизонт. Утро обещало быть туманным.

…А Гале Сташенко снились они оба — Саша Соколин и Андрей Васильевич Кондратов. Оба они сидели с ней в машине. Под ними была огромная земля. Галина слышала рокот моторов. Десятки машин поднимались в воздух вокруг нее. Скоро они заняли все небо. Они летели все выше, все быстрее… И впереди она, Галя.

Глава третья

1

Последние два года Павел Дубов почти не покидал завода. Не ездил даже в отпуск. Да и в командировках больше недели никогда не задерживался.

Сейчас на заводе готовились к пуску нового мартена. Печь была сконструирована его воспитанником, молодым инженером Штыбовым. Дубов с больший нетерпением ждал первой плавки.

И вдруг… нужно уезжать перед пуском. И уезжать не на день или, там, два, а на полтора месяца…

Сначала, получив повестку, он раздраженно и даже сердито прочел ее, перечел и, смяв, бросил на стол. Повинуясь первому порыву, тут же схватил трубку.

— Ты что же это, Сергей Петрович! — сердито увещевал он военного комиссара. — У меня самая страда. У меня — печь пускать, а ты меня в солдатики играть посылаешь!

…Дубов долго сидел в тот вечер в своем кабинете.

Он вспомнил, как много лет назад со своим эскадроном, рядом с Андрюшей Кондратовым въезжал в этот город. Это были тяжелые годы для страны, но насколько меньше забот у него было тогда! И о печах Дубов ничего не знал… И был он сам молодой и легкий.

А теперь он директор, у него завод, печи, тракторы и — одышка. Врачи посылают его в Кисловодск, он не слушает врачей…

Дубов поднялся и прошелся по комнате. Распахнул окно. У самого окна цвела липа. Легкий ветерок занес ее запах в кабинет директора.

Когда они входили тогда в город, тоже цвели липы. А что, если впрямь поехать?.. Воздух… Палатки… Опять по-старому, точно и не было семнадцати лет. Нет, были… И свидетели есть тому: и лысина и седина у висков.

Вот Кондратов здорово сохранился. Совсем молодой.

Им там, в армии, Климент Ефремович стареть не дает… Молодец Андрюша — прилетел навестить старого друга! Дубов вспоминает высокую статную фигуру комдива. Сколько дорог вместе исхожено! Сколько врагов порублено? А что, если…

…Он зашел в красный уголок литейного цеха. Большее зеркало в глубине отразило его плотную, тучную фигуру. Подошел к зеркалу (благо в комнате никого не было), долго и угрюмо смотрел на себя.

У печи, как всегда, находился Штыбов.

— Вот, — сказал Дубов подходя. — уезжаю, Вася. Без меня будешь печь пускать.

Штыбов удивился:

— Как? Куда? На курорт, Павел Федорович?

— На курорт. — согласился Дубов, — Почти на курорт… — Он показал смятую бумажку.

— Да неужто без тебя там не обойдутся? — возмутился Штыбов. (А самого уже волновала мысль: «А ну-ка, пущу печь без Дубова! Еще как пущу-то! А потом покажу ему: „Ну, Павел Федорович, подросли малость, а?“»).

— Не обойдутся, Вася. — сказал Дубов, — Не обойдутся. Надо ехать. Это, брат, штука серьезная. Не в солдатики играть.

Дома Павел Федорович вынул из ящика наган и, взяв масло от швейной машины, стал сосредоточенно чистить.

Митя, обрадованный приходом отца, вертелся около него.

— Бот, брат Митя, — сказал Дубов, протирая барабан, — кобуру ты мою невесть куда забросил. А мне в армию надо ехать.

— И я поеду, отец. Ладно?

Он притащил свой пугач я тоже протирал его тряпкой.

— А у тебя сколько будет ромбов?

— Один.