Капитан Соколин

Он был очень высок, и в лагерной стенгазете нарисована была карикатура, как Седых вместо прыжка прямо переносит ногу через забор. Когда он с кем-либо разговаривал, он поневоле глядел сверху вниз. Его пышная раздвоенная борода известна была всему гарнизону. В полку и командиры и бойцы, говоря о начальнике между собой, так и называли его: «Борода». Комиссаров он вообще недолюбливал, считал их глубоко штатскими людьми и к их военной учебе относился скептически.

— Можете вести, товарищ Дубин, — приложил полковник руку к пилотке.

И Дубову показалось, что он нарочно спутал его фамилию и говорил с ним свысока и пренебрежительно.

В обед сам начальник лагерей комдив Кондратов вместе с полковником посетил палатки комиссаров.

Дубов был дежурным по сбору. К Кондратову он собирался забежать с первого дня своего прихода в лагеря. Рассказать он хотел ему о многом. И о том, как решил он пойти на сбор, и о деньках прошлых вспомнить, и о порядках лагерных потолковать.

Теперь, увидев Кондратова на первой линейке, он рванулся к нему и протянул уже руку.

Едва приметная смешливая искорка блеснула в глазах комдива.

— Товарищ Дубин, — опять коверкая его фамилию, резко сказал полковник Седых. — начальник лагерей ждет вашего рапорта.

И Кондратов не оборвал полковника. Кондратов смотрел прямо в глаза дежурному и ждал.

Дубов побагровел. Он машинально поправил противогаз в поднял руку к пилотке. Рука его дрожала. Кругом, у палаток толпились комиссары. Они видели замешательство Дубова и с удивлением приглядывались к тому, что происходило на первой линейке.

— Смир-рно! — хрипло скомандовал Дубов. — Товарищ комдив, — глухим голосом представился он, — дежурный по сбору политсостава комиссар бригады запаса Дубов.

— Здравствуйте, товарищ бригадный комиссар, — пожал ему руку Кондратов (он еле сдерживал себя, чтобы не засмеяться — до того уморительный и растерянный вид был у Павла Дубова).

— Вольно, вольно… — махнул он рукой, заметив, что комиссары все еще стоят навытяжку.

— Вечером, товарищ дежурный, прошу зайти ко мне, — сухо приказал комдив Дубову. И только в глазах его опять мелькнула знакомая искорка.

Комдив остался недоволен состоянием комиссарских палаток. При очередном построении начальник сбора полковник Седых говорил о противогазах, которые висят вразнобой, о книжных холмах на полках, о койках. Сколько неприятностей доставляли эти койки Дубову! Никак у него не выходило с заправкой. По утрам он даже запаздывал в строй, управляясь с непослушным одеялом и обливаясь потом над горбящимся сенником. Сколько времени и нервов приходится тратить на эти мелочи!

Однажды он попал в расположение красноармейского батальона. Его встретил докладом молодой командир батальона капитан Соколин. И Дубов даже не знал толком, как ответить.

Он стоял перед капитаном, мучительно краснея за свой растрепанный вид, за гимнастерку с пятнами от оружейного масла и не совсем свежий воротничок.

Сделав в части доклад о международном положении, Дубов осматривал красноармейские палатки.

Вернувшись к себе, он прежде всего сорвал старый воротничок и аккуратно подшил новую белую полоску.

В этот день Дубов бросил гранату на три метра дальше обычного.

4

К Кондратову Дубов сначала решил не ходить Обиделся. Но комдив вызвал его. Пришлось подчиниться…

Домик Кондратова помешался близ штаба дивизии. Вся терраса была оплетена хмелем и какими-то необычайно пышными красными цветами.

На террасе стоял большой стол. Электрическая лампа под голубым абажуром ярко освещала книги, карты, бумаги. Когда подошел Дубов, Кондратов, склонясь над картой, размечал что-то большим красным карандашом, напевай вполголоса.

Опавшие листья заглушала шага Дубова.

— Разрешите зайти, товарищ комдив? — почтительно, не без иронии, спросил Дубов.

Кондратов вскинул голову, сощурил глаза и весело рассмеялся.

— Заходи, заходи, бравый дежурный.

Комдив перескочил через перила террасы («До чего все-таки ловок этот Андрей!» мелькнула завистливая мысль у Дубова) и сжал Павла в своих крепких объятиях.

— А рапорт, однако, отдавать надо, товарищ комиссар. Жалуется на тебя «Борода».

— А рапорт, однако, отдавать надо, товарищ комиссар.

Они сидели на террасе, пили горячий крепкий чай. (Помнил Андрей Кондратов, что такой именно, почти черный чай любил Паша Дубов).

В этот вечер они вспоминали о боях, о далекой тайге, о быстрых дальневосточных реках, и о том, как слетел однажды с коня вместе с седлом Дубов, не заметив, что ослабла подпруга, и как пел эскадронный запевала Снегирев, и как крепко влюбился Андрей Кондратов в посьетскую черноокую кореянку.

А потом друзья пели вполголоса старую свою любимую песню, которую так здорово запевал в эскадроне Снегирев.

У зари у зореньки много ярких звезд… —

начинал комдив Кондратов.

А у темной ноченьки им и счету нет… —

подтягивал директор Дубов.