Капитан Сорви-голова. Гамбусино

Молодой человек, пожалуй не достигший еще середины жизни (хотя возраст индейца очень трудно определить), высокий, почти гигант, он обладал, по-видимому, сверхъестественной силой, подвижностью и необычайной гибкостью. Он мог бы служить образцом индейской красоты: у него был высокий, широкий лоб, густые брови, черные, глубокие, как ночь, глаза, довольно большой рот с ослепительно белыми зубами. Лицо его выражало одновременно гордость, мужество, ум и хитрость. Это был законченный тип мексиканской расы.

Одеяние его было более чем просто: длинная рубаха из голубого коленкора, стянутая на бедрах поясом из недубленой оленьей кожи; штаны из той же материи, что и рубаха, спускавшиеся немного ниже колен; мокасины, украшенные стеклянными бусами и иглами дикобраза, предохранявшие при ходьбе ступни и часть ног. Голова индейца была не покрыта; иссиня-черные волосы, разделенные на пробор и стянутые на лбу куском змеиной кожи, падали в беспорядке на плечи. Сумка из пергамента, так называемая медицинская, со съестными припасами была переброшена подобно перевязи с правого плеча на левый бок. В руках он держал толстую суковатую палку. Кроме ножа, на нем не было никакого оружия — по крайней мере, не было видно.

Полковник, впервые встретивший такой великолепный образец племени краснокожих, разглядывал индейца со смешанным чувством удивления и восхищения. Потом он знаком велел дону Кристобалю приступить к допросу. Совсем не так легко, как это кажется, заставить краснокожего говорить. Полковнику это было известно, и он даже не делал попыток в этом направлении. Он решил вступить в разговор позже, если будет необходимость.

— Мы рады видеть тебя, Хосе[138], — сказал дон Кристобаль. — Но почему ты бродишь так поздно? Солнце уже село, ты давно должен был бы спать. Откуда ты явился?

Индеец вместо ответа пожал плечами.

— Ты что, не слышишь меня, плут? — спросил дон Кристобаль.

— Вождь команчей, слышал дрозда-пересмешника, который повторяет слова, не понимая их! — сказал презрительно индеец своим гортанным голосом. — Вождь не называет себя Хосе. Так называют его гачупины, которых вождь обманывает. Краснокожие братья называют вождя Мос-хо-ке. А бледнолицые, если они друзья вождя, называют его Великий Бобр.

Медленно, высокомерно процедив эти слова, индеец вскинул голову и устремил на офицера огненный взгляд.

Тон и поведение дона Кристобаля мгновенно изменились. Он быстро поднялся и сердечно приветствовал индейца.

— Пусть мой брат простит меня! — сказал он. — Я не ожидал такой чести. Я не знал, что говорю с вождем — таким мудрым, с воином — таким знаменитым! Ведь я встречаюсь с ним в первый раз! Пусть брат мой займет место рядом со мной и выкурит трубку мира.

Индеец с улыбкой выслушал слова мексиканца, но легким движением головы отклонил его предложение.

— Великий Бобр, — сказал он высокопарно, — шел много дней, чтобы соединиться с молодым вождем, рожденным по другую сторону большого соленого озера. Он дал слово не отдыхать, пока не встретит его. Великий Бобр — вождь, он исполнит свое обещание.

— О каком молодом вожде вы говорите, воин? — спросил дон Луис, вмешиваясь наконец в разговор.

— Я говорю о том вожде, который был при бледнолицем начальнике, убитом гачупинами и носившем имя Мина.

— Если это так, вождь, — сказал полковник, приблизившись к индейцу, — ваше путешествие закончено. Человек, которого вы ищете, — перед вами.

— Пусть мой брат докажет это.

— Я это сделаю очень легко, если вы именно тот человек, которого я ожидаю, — сказал полковник, вопросительно поглядев на индейца.

Краснокожий молча отступил на шаг, поднял руки к груди, раскрыл рубаху и снял с шеи кожаный мешочек, висевший на нитке, сплетенной из волокон алоэ. Потом ножом срезал эту нитку, открыл мешочек, вынул из него вчетверо сложенную бумагу, развернул и подал полковнику. Тот при свете костра рассмотрел ее самым тщательным образом. Это было грубо раскрашенное изображение Гваделупской божьей матери. Один угол бумаги был неровно надорван, и как будто случайно венец и лицо богоматери были проколоты иглой в семи местах. Но, видимо, именно эти причудливо разбросанные уколы послужили для молодого человека ясным подтверждением сказанного. С удовлетворенным видом он достал из своей сумки точно такую же бумагу и протянул ее индейцу вместе с первой.

Вождю команчей потребовался один молниеносный взгляд, для того чтобы увериться в полном тождестве изображений. Его лицо, до этого холодное и суровое, мгновенно просияло. Он почтительно склонился перед полковником и, передав ему свою палку, вкрадчиво сказал:

— О! Я вижу, что брат мой — действительно тот молодой человек, которого я ищу. Мое путешествие закончилось счастливо. Пусть брат мой возьмет эту палку! Отныне она мне не нужна.

Дон Луис, плохо знакомый с нравами краснокожих, взял палку, не придавая никакого значения словам индейца.

— С какого же времени брат мой Великий Бобр идет по моим следам? — спросил он.