— Вы знаете, куда идти.
Удивляться поведению коменданта Жану Грандье было некогда. Удивился он потом, когда они с Фанфаном вышли в бушующую ливнем темноту и почти тут же промокли насквозь. Можно было понять английских солдат. Но понять майора Хилла пока не удавалось. Он отпустил своего самого именитого пленника и не попытался его задержать, что не представило бы особого труда. Сидящие в холле солдаты уж непременно ему бы помогли. Или Хилл испугался кулаков капитана Сорви-голова, что казалось маловероятным. Майор был не из робкого десятка. Значит, что-то изменилось до этого. Но что именно? Жан терялся в догадках, спешно, как мог, пробираясь вместе с Фанфаном по узкой тропинке между скалистых камней. Тропинка вела от морского побережья в сторону города. Ливень стал понемногу стихать. Небо на юго-востоке прояснилось. На нём уже кое-где показались чистые яркие звёзды, словно умытые дождём. Гроза, сверкая молниями и грохоча громом, как пустая телега, откатывалась на северо-запад. Сейчас, по логике, нужно было ожидать погони, если Хилл заранее не задумал что-нибудь поизощрённее. Например, какого-нибудь убийцу, стерегущего беглецов в кустах вдоль этой тропинки. Не будет никаких проблем с французским консульством. Мол, бежали и были убиты какими-то бандитами. Но ведь Хилл не знал, что они сегодня побегут. Скорее всего, разбойники-бандиты отменяются. Возле обросшего мокрым кустарником валуна тропинка разветвлялась. Одна вела вниз, в тёмную глубину зарослей, а другая резко сворачивала налево за валун и тоже уходила вниз, но только чуть дальше и более полого. В гущу водянистых кустов забираться что-то не хотелось и беглецы, не сговариваясь, свернули налево и скорым шагом стали удаляться от своей тюрьмы. После спёртой затхлости камеры прохладный, пахнущий освежающим грозовым озоном воздух закружил голову Жана Грандье и он не сразу остановился, когда его слух уловил лошадиный храп и слабые человеческие голоса, доносящиеся внизу за стеной кустарника. И всё же инстинкт сработал. Жан, а вслед за ним и Фанфан замерли и даже присели, чтобы их не смогли заметить с дороги, которая, очевидно, проходила параллельно тропинке. Послышался нарастающий топот копыт. Стоящие внизу лошади встретили этот звук призывным ржанием. Было слышно, как прибывший всадник спрыгивает с коня. Снова раздались голоса. Говорили по-английски. И голос первого Жан узнал сразу:
— Они сбежали, — проговорил майор Хилл. — Сами.
— Куда же они девались? — второй и тоже удивительно знакомый голос спросил с сильным французским акцентом.
— Им нужно выбираться из города морем или железной дорогой, — сказал Хилл.
— Надо постараться их где-нибудь перехватить, — произнёс его собеседник.
— Тогда вам необходимо поспешить. А то они — парни быстрые и решительные. Могут уйти из-под самого носа, — проговорил Хилл, а затем спросил: — Надеюсь, наша договорённость остаётся в силе? Я сделал всё, что мог, — добавил он.
— Вы ни в чём не виноваты, — успокоил его француз, — теперь это уже наше дело.
— Ну, тогда прощайте, и желаю вам удачи в поисках, — сказал Хилл, — документы у вас в полном порядке.
— Да, пропуск в зону оккупации мы получили. Спасибо.
Хлопнула дверца пролётки. Лошади зафыркали, заскрипели колёса. Экипаж тронулся с места и покатил по мокрой дороге вниз, в город. Лошадь майора Хилла пошла в обратном направлении лёгкой неспешной рысцой. Жан обернулся к Фанфану. В темноте лицо юного парижанина выглядело чёрным, словно у негра, только в глазах отражался блеск звёзд.
— Ну, брат Фанфан, ищет нас кто-то. Только пока что не англичане, а наши с тобой соотечественники.
— А для чего же мы им нужны? — почему-то шёпотом спросил Фанфан, оглядываясь по сторонам.
— Вот это и мне любопытно, — задумчиво произнёс Жан Грандье.