Капитан Сорви-голова. Возвращение

— Я не пьян, — словно отвечая на мысли Жана, сказал Пиит. — У меня есть план, но без вашего участия он неосуществим. Он засунул руку в карман своей куртки и вытащил оттуда сложенный в несколько раз бумажный лист. Развернул его. Им оказалась газета. В тусклом отблеске костров Жан прочитал название "Стар". Логаан, напрягая зрение, а, скорее всего, уже наизусть прочел на первой полосе заинтересовавшую его заметку: "12 апреля сего года в связи с очередной годовщиной аннексии бывшей Южно-Африканской республики (Трансвааль) и вхождением ее в состав Британской империи, главнокомандующий нашими доблестными войсками лорд Горацио Герберт Китченер дает официальный прием в своей резиденции — правительственном дворце г. Претория". — Вы хотите, чтобы мы проникли на этот прием, — догадался Сорви-голова. — С вашими документами и в вашей английской форме можно вручить тот фальшивый план, который Поуперс отобрал у генерала Уотса, предварительно попросив индивидуальной аудиенции. Я спрячу под одеждой маленький револьвер и убью Китченера. Уж, поверьте, не промахнусь.

Глава V

Поезд приближался к Претории. Он стал ходить от Витбанка всего две недели назад, когда вдоль полотна через каждые полторы тысячи ярдов были установлены блокгаузы, а между ними днем и ночью курсировали часовые. Пассажирами поезда из трех вагонов и паровоза были, в основном, английские офицеры, отправляющиеся на побывку из своих гарнизонов в районе Витбанка и возвращающиеся обратно. Поезд ходил всего раз в неделю, но все равно в вагонах оставались свободные места. Партизаны не давали захватчикам расслабиться, и отпуска офицеров были крайней редкостью. В этот прохладный, ветреный, осенний апрельский день средний вагон оказался полупустым. На скамейках расположились десятка два офицеров разных родов войск, которые образовали несколько групп. Кое-кто играл в карты, человек пять в углу откровенно выпивали, рассказывали друг другу анекдоты, при этом пьяно и заливисто хохоча. Несколько офицеров дремали, прислонившись головами к оконным стеклам, кое-где пробитым пулями и наскоро заклеенным замазкой. Поезд шел медленно, словно опасаясь внезапного нападения. Но почти за шесть часов хода от Витбанка до Претории на него никто не напал. Кое-кто из офицеров мужским взглядом обратил внимание на юную даму в обществе молодого капитана и майора средних лет. Они расположились отдельно в противоположном, совсем пустом углу вагона, возле бокового окна. Молодой капитан со светлыми усиками над верхней губой и дама в модной шляпке и элегантном платье из дорогого бархата сидели рядом, почти всю дорогу держась за руки, часто бросая друг на друга взгляды, полные нежности. Майор с худым удлиненным лицом занял противоположную скамейку. Он выглядел грустно и отрешенно смотрел в окно, где медленно один за другим проплывали бетонные блокгаузы на фоне низких пологих холмов, окружающих бывшую столицу Трансвааля, превращенную сейчас в резиденцию оккупационных английских властей. Над холмами, почти задевая их макушки, проносились, гонимые ветром, серые тучи, вот-вот готовые брызнуть мелким осенним дождем. Картина за окнами казалась тоскливой и безрадостной, очень схожая с душевным состоянием Пиита Логаана. Он понимал, что едет почти на верную смерть. Даже если он убьет Китченера, то вряд ли ему и его спутникам удастся выбраться из правительственного дворца. Пиит внутренне уже сожалел, что ввязал в эту явную авантюру Жана и его суженую. Собственно, Жориса сама потребовала взять ее с собой, когда Сорви-голова сообщил ей о плане убийства Китченера. Она категорически заявила, что одного Жана не отпустит. К тому же ее, женщину, на входе обыскать не посмеют, и она пронесет под лифом еще один револьвер, если Логаан вдруг промахнется или произойдет осечка. И последний аргумент, который привела Жориса: она внучка президента Крюгера и знает в правительственном дворце каждый уголок. Жан уже в который раз уступил напору своей супруги. Несколько дней ушло на приготовление. Стирались, сушились и гладились мундиры офицеров. Долго искали подходящее платье для Жорисы. Нельзя же было ее отпустить в мужском костюме.