Капитан Сорви-голова

«Благодаря своим приземистым палаткам, напоминающим по форме военную фуражку, кухням, расположенным прямо под открытым небом, своему говяжьему рагу с приправой из овощей бурский лагерь вполне мог бы сойти за французский лагерь в Алжире, если бы не огромные фургоны, установленные длинными рядами или в каре 84, если бы не многочисленные стада, возвращающиеся с пастбища или размещенные позади линии всего фронта, если бы не молчаливое спокойствие буров, так резко отличающееся от шумливой оживленности нашей французской военщины. Вы не услышите здесь трубных сигналов; ночную службу несут небольшие группы бойцов, добровольно сменяющие друг друга через определенные интервалы. Шатер генерала, комманданта 85 или фельд-корнета 86 служит клубом, куда может войти каждый желающий. Здесь не применяют наказаний и не дают наград, не принуждают и не судят: все исполняется точно в указанные часы по долгу гражданской и воинской чести.

Подобно всем современным армиям, этот лагерь имеет в своем распоряжении почту, телеграф, электрические прожекторы, хорошо оборудованные госпитали. Но самое любопытное в этом лагере — высокий религиозный дух, которым весь он проникнут. Все здесь приписывается «божьему промыслу»: судьба Трансвааля, защита свободы и прав угнетаемого народа. Когда генерала поздравляют с победой, он отвечает: «На то была воля божья».

Человек, которому привелось видеть, как буры ежедневно отправляются на свои ночные посты, кто пешком, кто на лошади, всегда точно в определенное время и при любой погоде, не может не склониться перед высшей силой, превращающей этих вольных, как ветер, людей в строго дисциплинированных воинов.

Сплошь и рядом они идут на свои посты, согнувшись в три погибели под проливным дождем. Легкая одежда едва защищает их, кругом беспросветная тьма, ливень хлещет как из ведра, а бюргеры, наперекор стихии, стоически продолжают свой путь. И так — изо дня в день. Прильнув к склону холма, утопая в грязи или хлюпая по лужам, они бодрствуют до зари на своих постах и спят под открытым небом, каждую секунду готовые отдать жизнь за свое трансваальское отечество».

Но вернемся к нашему герою. Сорви-голова прогуливался по лагерю, рассматривая все, восхищаясь или отмечая недостатки. Он дышал полной грудью в этой воинственной атмосфере и снова и снова поздравлял себя с тем, что принял участие в суровой, полной трагизма борьбе, от которой зависела судьба целого народа.

Случайно или в силу предчувствия он забрел в то место, где стоял шатер генерала.

Непринужденно войдя в палатку, Жан застал там Кронье. Генерал был один и писал. Он оторвался от своего занятия и, дружески улыбнувшись, произнес:

— Добрый день, Сорви-голова.

— Добрый день, генерал.

— А я как раз собирался послать за вами. Вы мне нужны.

— Рад вам служить генерал. Я уж и так почти две недели веду праздную жизнь.

— И скучаете?

— Еще бы! Ведь после взрыва моста у меня ни разу не было случая поколотить англичан.

— А если я предоставлю вам такой случай?

— Чудесно, генерал! О, если бы со мной была моя рота Молокососов! Но, увы, она почти вся рассеялась. Остались каких-нибудь тридцать человек.

— По возвращении вы сможете восстановить ее в полном составе.

— Значит, мне придется уехать?