Капитан Сорвиголова

— А знаешь, кто этот офицер, которому я размозжил голову?.. Капитан Харден, один из пяти членов военного суда, убийца твоего отца!

ГЛАВА 4

Лагерь буров. — Сорвиголова у генерала. — Новое задание. — Велосипеды Дяди Поля. — Солдаты-самокатчики. — Переправа через Моддер. — Уланы. — Преследование. — Падение.

Возвращение молокососов в лагерь Кронье было воистину триумфальным. От вошедшей в поговорку невозмутимости буров на этот раз не осталось и следа, и они устроили отважным сорванцам восторженную встречу.

Пленных же они приняли с обычным своим добродушием и оказали им всякие мелкие услуги. Такое отношение глубоко тронуло англичан. Неужели эти великодушные и гостеприимные люди и есть те самые буры, которых британские газеты называли мужичьем, тупицами, белыми дикарями? Солдаты, напичканные колонизаторскими идеями, не могли прийти в себя от изумления.

Кронье, бесконечно обрадованный успешным завершением операции, превратившей грозный бронепоезд в груду металла, пожелал увидеть того, кому он был обязан славной победой. Когда Сорвиголова явился по его приказу, в палатке уже собралось много народу: знаменитые военачальники, родственники и друзья главнокомандующего, рядовые волонтеры. Чувствовалось полное отсутствие иерархии, чванливости, высокомерия. Здесь были только братья по оружию, с едиными воинскими знаками отличия: винтовкой и патронташем. Они тихо беседовали, попыхивая трубками.

Полководец поднялся навстречу капитану молокососов и, пожимая руку, сказал:

— Вы — храбрец! От имени бурской армии благодарю вас, мой юный друг!

Глаза отважного юноши увлажнились, сильнее забилось сердце.

— Генерал, — ответил он, — вы говорили, что у вас нет возможности наградить меня чипом или орденом. Но, поверьте, честь, которую вы мне оказываете, произнесенные вами слова во сто крат дороже любой нашивки на рукаве или значка на куртке!

Слова Кронье и ответ командира молокососов были встречены громом аплодисментов.

Двенадцать последующих дней протекли относительно спокойно, если не считать обычных на войне инцидентов, являющихся как бы своеобразной разменной монетой военного времени.

А между тем в других областях Оранжевой Республики и Трансвааля происходили серьезные дела. Буры неизменно одерживали победы, но воспользоваться их плодами не умели. Ледисмит энергично защищался, все еще держался Мафекинг, Кронье с его маленькой армией так и не смог сломить сопротивления Кимберли. Высшие бурские военачальники поговаривали о том, чтобы, объединив силы, начать генеральное наступление и, нанеся по английской армии массированный удар, попытаться разгромить ее до прибытия победителя при Кандагаре, лорда Робертса[92], поставленного во главе английских войск в Южной Африке.

Назревали важные события.

Поднявшись однажды с зарей, Сорвиголова, в который уже раз, наслаждался ярким зрелищем бивачной жизни.

Полная живых красок и неожиданностей картина бурского лагеря превосходно описана знаменитым французским полковником Вильбуа де Мареем[93], бесстрашным солдатом и исключительно благородным человеком, павшим в Трансваале от английской пули. Позвольте же мне, дорогой читатель, воспроизвести здесь его строки, чтобы дать вам возможность насладиться бесценным ароматом, которым обладает только пережитое лично:

«Бурский лагерь с его приземистыми палатками, напоминающими по форме военную фуражку, кухнями, расположенными прямо под открытым небом, и говяжьим рагу с приправой из овощей вполне мог бы сойти за французский в Алжире[94], если бы не огромные фургоны, установленные длинными рядами или в каре[95], если бы не многочисленные стада, возвращающиеся с пастбища или размещенные позади всей линии фронта, если бы не молчаливое спокойствие буров, так резко отличающееся от шумливой оживленности нашей французской военщины. Вы не услышите здесь трубных сигналов. Ночную службу несут небольшие группы бойцов, добровольно сменяющиеся через определенные интервалы. Шатер генерала, комманданта[96] или фельдкорнета[97] служит клубом, куда может войти каждый желающий. В бурских войсках не применяют наказаний и не дают наград, не принуждают и не судят: все исполняется точно в указанные часы по долгу гражданской и воинской чести.

Подобно всем современным армиям, этот лагерь имеет в своем распоряжении почту, телеграф, электрические прожекторы, хорошо оборудованные госпитали. Самое любопытное в нем — высокий религиозный дух, которым весь он пронизан. Все тут приписывается «Божьему промыслу»: судьба Трансвааля, защита свободы и прав угнетаемого народа. Когда генерала поздравляют с победой, он отвечает: «На то была воля Божья».