– Назад! Не имеешь права впустую рисковать жизнью. И спешить некуда – минутой раньше, минутой позже наступит и наш черед…
Жан был прав: после короткого затишья битва вспыхнула с еще большим ожесточением. Теперь английский генерал готов был принести в жертву любое количество своих солдат, лишь бы сломить сопротивление этой горсточки смельчаков, мешавших ему атаковать армию генерала Бота.
Пушки вели по позиции буров беглый огонь картечью, стрелки поливали ее свинцом, и время от времени то тут, то там падали сраженные бойцы Сорвиголовы. Гибли люди, таяли и запасы патронов, которые в такой обстановке расходовались с угрожающей быстротой.
Двести человек против целой армии! Но так было лишь в самом начале этого героического противостояния. А теперь? Сколько же все-таки их осталось? Шестьдесят? Пятьдесят? Сорок?
Сорвиголова не знал.
Его бойцы уже не видели и не слышали друг друга, они помышляли только о том, чтобы как можно теснее прижаться к земле под свинцовым и стальным ураганом, бушевавшим над ними, и все-таки изловчиться ответить огнем на огонь, уже почти не целясь. Да в этом и не было нужды: на позицию надвигалась сплошная масса людей и коней, снова ринувшихся на приступ.
Примчался вестовой генерала Бота. Раненный в плечо, весь в поту и крови, он упал рядом с командиром Молокососов.
– Что слышно? – спросил Жан. – Как идет переправа?
– Плохо. Огромные трудности. Сильно мешает подъем воды… Генерал просит продержаться еще хоть четверть часа…
– Продержимся!
Молокососы усилили огонь. Они опустошали свои патронташи, расходуя остатки боеприпасов.
Англичане сосредоточили огонь на траншее, в которой скрывались последние защитники ущелья. Пули буквально перепахивали каждый клочок земли, нащупывая зарывшихся в нее бойцов. Спешившиеся драгуны приближались ползком, медленно и осторожно, и каждая минута казалась вечностью…
Горстка отважных продолжала таять – теперь вместе с командиром осталось всего двадцать стрелков. Рядом с Жаном затих убитый наповал переводчик Папаша. Еще одна пуля угодила в переносицу доктору Тромпу – он умер мгновенно, даже не вскрикнув.
И наконец наступил момент, когда Сорвиголова, Фанфан и все остальные, кто еще оставался в живых, израненные, покрытые запекшейся кровью и пылью, поднялись в своих окопах и выпрямились во весь рост. Десять последних бойцов – и десять последних патронов.
– Сдавайтесь! Сдавайтесь!.. – кричали англичане.
Вместо ответа Фанфан принялся насвистывать марш Молокососов, а Сорвиголова в последний раз скомандовал:
– Огонь!
Грянул нестройный залп, а затем несколько звонких голосов прокричали:
– Да здравствует свобода!..
С английской стороны ударили сотни винтовок, и эхо в скалах подхватило звук выстрелов.
Проход к броду через реку Вааль был свободен – его больше некому было защищать. Эскадрон Молокососов перестал существовать, но его жертва не пропала даром: армия генерала Бота была спасена.
Авангард британской армии вступил на позиции защитников прохода с опаской. Солдаты двигались осторожно, то и дело озираясь по сторонам. Впереди, ведя в поводу коней, двигались драгуны. За ними следовал отряд конных волонтеров-канадцев под командованием капитана, печально взиравшего на следы кровавого побоища в ущелье.
Внезапно при виде двух тел в груде мертвецов у него вырвался горестный вскрик:
– Сорвиголова!.. Маленький Жан!.. Праведный Боже!..
То был добрейший канадец Франсуа Жюно, которого превратности войны снова свели с его юным другом. Наклонившись, он приподнял тело Жана и заглянул ему в лицо. Остекленевшие глаза, синие губы, мертвенная бледность… У добряка-канадца замерло сердце.
– Ну уж нет, – пробормотал он, – маленький Жан не погиб, не может этого быть! А его товарищ?
Осмотрев Фанфана, канадец убедился, что тот еще дышит.
– Надо все-таки попробовать…
С этими словами капитан Жюно вскинул Жана себе на плечи.
– Бери другого и следуй за мной, – приказал он одному из своих волонтеров.
Тот легко поднял невесомое тело Фанфана, и оба зашагали в сторону от прохода, где юношей неминуемо раздавили бы копыта коней и колеса орудий.
Выйдя из ущелья, канадцы уложили Молокососов у подножия скал и стали осматриваться – не видно ли где санитарной повозки.
Ждать пришлось недолго. Вскоре неподалеку появился всадник с повязкой с красным крестом на рукаве.
– Доктор Дуглас! – вскричал, завидев его, капитан Жюно. – Вы?.. Какая удача!
– Капитан Жюно! Чем могу служить, друг мой?
– На вас вся надежда… Умоляю, ради нашей дружбы!.. – продолжал Жюно.
– Да говорите же, в чем дело, дорогой капитан!
– Видите этого молодого человека? Это Сорвиголова, командир знаменитых Молокососов. Второй юноша – его лейтенант, Фанфан.
– Дети, сущие дети… – сокрушенно проговорил доктор.
– Да. И герои притом. Но дело вот в чем, доктор: Сорвиголова – француз. Я познакомился с ним в Канаде и полюбил этого мальчика, как сына. И у меня сердце разрывается, стоит мне только подумать, что он умрет.
– Но ведь бедный мальчик, кажется, уже скончался, – усомнился доктор. – А впрочем, сейчас посмотрим…
Доктор прильнул ухом к груди Жана.