Капитан Старчак (Год жизни парашютиста-разведчика)

С большой гордостью носил на груди медаль "За отвагу" Улмджи Эрдеев. Куртка у него всегда была расстегнута, и медаль всем была видна. Теперь бы Мальшин не рискнул предложить Эрдееву для чистки свой автомат.

Демин, похаживая в своей хорошо пригнанной брезентовой куртке на меху и в теплых шароварах, заправленных в валенки, говорил новичкам:

- Зимой прыгать одно удовольствие - ноги не отшибешь.

А потом спрашивал:

- Ты городской или деревенский?

- Деревенский.

- Значит, непременно с бани в сугроб нырял. Ну вот, считай, что есть навык. Только баня у нас повыше.

Однажды я слышал, как Демин рассказывал про свой первый прыжок:

- Сперва совсем не страшно было. У нас, в Кольчугине, парашютная вышка, так что я частенько с нее прыгал. Ну, как вы - с бани... Ну, думаю, так же легко прыгну и с самолета. Но вот когда поднялись в воздух и я подошел к двери и глянул вниз, у меня даже голова закружилась. А ведь первым вызвался... Ну, думаю, двум смертям не бывать. Зажал покрепче кольцо, зажмурился и прыгнул.

- А потом?

- А потом парашют раскрылся, тряхнуло меня, стропами по щекам хлестнуло, но страх прошел. Приземлился довольно удачно, парашют только погасил не сразу, так что пришлось проехаться на животе по картофельному полю. И хорошо бы вдоль борозды, а то и поперек. На неделю аппетита лишился...

Уступая просьбам новичков, Демин выкладывал все новые и новые истории. Рассказал он, как однажды, выполняя учебное задание, выпрыгнул на опушке леса. Пока дожидался товарищей, съел плитку шоколада - часть неприкосновенного запаса. А потом капитан Старчак сказал: "Ты с этим пайком в тыл отправишься. Малых детей лишили шоколада, чтобы тебе отдать. Может, эта плитка тебя от голодной смерти спасет. Эх ты, лакомка!.." И Демин продал свой серебряный портсигар с оленями на крышке, а на вырученные деньги купил где-то втридорога плитку "Золотого ярлыка".

- Хорошо еще, что я ни глотка спирта из фляжки не выпил. А то бы Старчак меня наверняка отчислил. Не терпит он пьяниц. "Эх ты, скажет, слабак... В обозе второго разряда такому место. Исключить из списков!.."

Демин не преувеличивал, говоря о нетерпимости Старчака к пьяницам.

Как-то десантник Линовиченко ушел самовольно в другое село, раздобыл там самогонки, напился, палил из автомата...

Старчак сказал, что не может доверять пьянице. Приказал арестовать его на десять суток, а потом отчислить в другую часть.

Командир роты, в которой служил Линовиченко, стал просить Старчака отменить решение:

- Пить он больше не будет - ручаюсь за него! Старчак посмотрел на Щербину. Тот пожал плечами:

- Надо отчислить, но если командир так просит...

- Вот, не проявили твердости, - вспоминает Старчак, - и до сих пор жалею. Подлец в быту - подлец в бою.

Речь шла о том самом Линовиченко, о котором Старчак сказал мне с пренебрежением: "Был такой..."

2

При тех наших давних встречах я не раз просил капитана рассказать о своей юности, о том, как начинался его жизненный путь, но он все отказывался, ссылаясь на занятость.

Я заметал: Старчак, когда речь заходила о нем самом, старался либо уйти куда-нибудь, либо, если это не удавалось, переводил разговор на другую тему.

Наконец однажды, когда я "нажал" на него особенно сильно, Старчак сказал, что как только он выберет свободную минуту, напишет о том, что меня интересует.

И верно, Старчак сдержал слово. Но случилось так, что я долго не заезжал к парашютистам - мы улетели на другой аэродром, - и эти несколько страничек ко мне не попали. А капитан, видимо, решил, что надобность в них миновала.

Эти листки, написанные зимой сорок первого года, я взял у Старчака недавно. Помещаю их в этой главе.

"Есть у каждого человека дни и события, которые он хранит в памяти всю жизнь. У одних их; больше, у других - меньше. Но они, эти события, обязательно есть. Другое дело - их важность, значимость, что ли. Это уж от самого человека зависит. Если он в стороне не стоял - большие события и на его долю выпадали, и место он ее-бе в жизни выбрал, и может надеяться, что пользу людям принес, пусть даже самую маленькую.

Для меня местом в жизни была и есть армия, в которой я служу больше двух десятков лет, с мальчишеской поры.

Родился и рос я в большой трудовой семье. Отца забрали в 1915 году на фронт, откуда он больше не вернулся. Семья в шесть человек осталась на руках матери-рыбачки. Стоит ли рассказывать о наших достатках, вернее недостатках, если в такой семье один добытчик - мать. Вот и пришлось мне бросить школу и начать, громко говоря, трудовую жизнь.

Сразу же после империалистической началась гражданская война. У нас в Забайкалье - я уроженец Полтавщины, а вырос на Востоке - позже, чем на Западе, удалось с белогвардейцами расправиться. В наших краях действовал ставленник японских империалистов - атаман Семенов.

Много было его бандой захвачено пленных - всех он их у нас в Кяхте уничтожил. Не одну сотню безоружных людей порубили бандиты. Видели рабочие эту расправу и думали: "Придут наши - за все отплатят". А пока к восстанию готовились, оружие раздобывали, отряды сколачивали.