Капитан Старчак (Год жизни парашютиста-разведчика)

Ну, сказать по совести, я с братишкой Сережей не очень-то участвовал в подготовке восстания, но все-таки. В один из зимних вечеров пришла к нам в дом соседка Шишмарева, хорошо известная в городе еще по первым дням революции. Обязав нас доверием, она дала задание - нашить на красное полотнище лозунг: "Вся власть Советам!" Это на одной стороне знамени, а на другой: "Мир хижинам, война дворцам!"

На масленицу по городку разнеслась весть: "На Соборной площади будет митинг - с требованием о выводе оккупационных войск". Я не написал, что после ухода семеновских банд их сменили войска китайского белогвардейского генерала, не помню уж его фамилию.

В полдень все направились на Соборную площадь, но там уже был белокитайский батальон. Его направили сюда якобы для защиты банка.

Жители города не устрашились. Они шли и шли на площадь. Потом, когда в соборе кончили служить обедню, вышли на площадь молившиеся - и все стало запружено народом.

Белокитайский офицер предупредил, что, если толпа не разойдется, он прикажет стрелять.

В это время вдалеке послышался шум: это вооруженный отряд рабочих пытался пробиться на площадь.

Вдруг над толпой взмыли знамена, и среди них то знамя, на которое мы с Сережей нашили буквы: "Вся власть Советам!"

Офицер отдал солдатам команду, не слышную за шумом толпы. Мы увидели, как одна шеренга солдат легла, вторая опустилась на колени, третья изготовилась к стрельбе стоя.

Рабочие со знаменами ускорили шаг и пошли прямо на вражеские цепи. Кто-то закричал, стараясь подбодрить товарищей:

- Не бойтесь, стрелять не будут!..

Но выстрелы заглушили эти слова. Залп... Залп... Потом - беспорядочная стрельба.

Какая-то часть рабочих, смяв оккупантов, прорвалась к вооруженному отряду повстанцев, другие бросились в переулки. Вскоре площадь опустела, на снегу остались убитые и раненые...

С приходом партизан у нас в пограничном уездном городке Кяхте, смыкающемся с другим таким же городком, Троицко-Савском, установилась Советская власть. Но впереди были новые бои, новые испытания. Вот почему мы, комсомольцы, шли по своей охоте в ряды армии. Взял в шестнадцать лет винтовку и я.

Но про службу свою долго рассказывать. Упомяну только, что нет, пожалуй, в Забайкалье и на Дальнем Востоке уголка, где бы я не побывал, И в боях довелось участвовать.

Еще в двадцать первом прорвался из Маньчжурии, через Монголию, к Троицко-Савску барон Унгерн с отрядом в несколько тысяч сабель. И пришлось нам до подхода основных сил держаться..."

Я читал записки Старчака дальше, с трудом разбирая его торопливые строчки. Надо сказать, что почерк у Ивана Георгиевича никуда не годится.

- Не далось мне чистописание, - признается он.

"Мне хочется верить, - писал Старчак, - что мои земляки-забайкальцы бывают на местах боев и поминают добром защитников Троицко-Савска. Пусть эти бои не были такими большими и долговременными, какие вдут сейчас, в дни Отечественной войны, но ведь и они были боями за родной город, а значит, и за всю страну..."

Дальше в записках говорилось о том, что после гражданской войны послали Старчака в школу красных командиров - во Владивосток, о том, как служил он в кавалерийской разведке в горах Хингана и Сихотэ-Алиня, на далеких восточных островах - везде, куда его посылали.

"Действия войсковой конной разведки, - писал Старчак, - во многом сходны с действиями мелких десантных групп. Внезапное появление. Наблюдение. Удар. Уход... Вот почему мне теперь легче, чем если бы я не прошел такой школы..

Я служил на одном из островов, затерянных в Японском море, когда в нашей газете "Тревога" появился призыв: "Комсомолец, на самолет!" Я и раньше знал о решении Девятого комсомольского съезда, объявившего шефство над воздушными силами. А теперь наша газета прямо звала: " На самолет!"

Ну, подал я как полагается рапорт, пошел он по инстанциям. И вот приказ направить командира взвода разведки Ивана Георгиевича Старчака в авиацию... Тогда-то я и ступил на тропу парашютного спорта. Это было в тридцать первом году.

Было у меня много хороших учителей. Николай Евдокимов, например. В Ленинграде, на сборах, с ним познакомился. От него знаменитую "ласточку" перенял. Потом сам кое-кого выучил. А теперь воюю вместе со своими товарищами-парашютистами.

Да, не сказал я самого главного. В двадцать шестом году, еще во Владивостокском училище, приняли меня в кандидаты, а два года спустя - в члены нашей партии. Комсомольская организация меня рекомендовала, ну и старшие товарищи, конечно.

...Читая скупые записки Старчака, я думал, что ничего исключительного в этой биографин нет - такая же судьба у многих и многих его сверстников.

3

Наступил декабрь,

Капитан Старчак знал, что скоро его новому отряду предстоят боевые дела во вражеском тылу. Но когда это будет? Молодые десантники часто задавали капитану этот вопрос, не зная, что и он спрашивает себя об этом же.

Командир корабля Константин Ильинский, вместе с которым Старчак не раз летал во вражеские тылы встречая на аэродроме командира десантников, тоже спрашивал:

- Когда?