- Нужно побыстрее перебирать шкоты и фалы, - вставил Репьев.
- А ты чего молчишь? - Никитин поднял глаза на Андрея.
Ермакову осталось подтвердить, что действительно у Антоса не только шхуна быстроходнее, но и команда его в совершенстве управляет парусами при любой погоде.
- А мои ребята к парусам только привыкают: на миноносцах и крейсерах парусов нет…
- Кто же мешает вам быстрее перебирать ваши снасти? Неужто вы, революционные моряки, не можете освоить парусное дело?
- Попытаемся, - невнятно пробормотал Андрей.
- Не попытаемся, а сделаем! Так полагается отвечать. И надо сделать. Надо, необходимо! - подчеркивая интонацией последние слова, сказал Никитин. - Я не поверю, чтобы революционеры, чекисты-пограничники не могли научиться управляться с парусами и отставали от какого-то Антоса Одноглазого. Не поверю! Не поверю и требую не отговариваться впредь никакими «бенцами»… Это первое дело, а второе, пожалуй, будет действительно потруднее. - Никитин закурил.
Репьев по-прежнему машинально вертел в руках карандаш, а Ермаков, заинтересованный, что же может быть более важное и трудное, чем поимка неуловимого контрабандиста, повернулся к председателю и даже вынул изо рта трубку.
- Приказом по ВЧК всем чекистам предложено учиться. - Глядя на Ермакова, Никитин повторил: - Учиться в обязательном порядке. Во-первых, марксистской теории, во-вторых, специальным дисциплинам и, в-третьих, иностранным языкам, Мы обязаны назубок знать технику своей работы, без этого все разговоры о бдительности - пустая болтовня… Кстати, ты, товарищ Репьев, немецкий знаешь и, если мне не изменяет память, изучал в тюрьме английский? Английским и займешься, его сейчас нам очень нужно знать. А тебе, Андрей Романович, по-моему, больше подойдет Немецкий: в пограничной зоне много немецких колонистов…
Никитин говорил обо всем этом как о давно решенном деле, и Андрей не решился сказать, что с немецким языком у него, наверное, ничего не выйдет.
- Ну, на этом и закончим. Чумак ознакомит вас с расписанием занятий.
Ермаков поднялся.
- Разрешите идти?
- Счастливого плавания! - Никитин пожал Андрею руку и остановил жестом Репьева: «Ты минуточку обожди!»
«Опять у них тайны», - выходя из кабинета, недовольно подумал Ермаков.
- Хорохористый товарищ! Как у вас с ним, мир или все еще война? - кивнул Никитин в сторону двери.
- Как будто перемирие. Правда, я устал от его фокусов, ну, да ничего.
- Так уж и устал? - Никитин расхохотался. - А ты терпи, брат Лука, и подсоби ему по русской грамматике. Не в ладах он с ней, а без русской ему за немецкую приниматься незачем… Догоняй его, а то еще пуще обидится.
2
Батальон ЧОН - частей особого назначения - был сформирован из коммунистов и активистов-комсомольцев. Комсомольцы вместе с коммунистами охраняли по ночам электростанцию, железнодорожные мастерские, заводы, железнодорожные мосты у Пересыпи, фабрики, склады и патрулировали по улицам.
Катя Попова была зачислена во взвод, охраняющий порт и судостроительный завод имени Марти.
К дневной работе, вечерней учебе на рабфаке и несложным домашним заботам прибавились военные занятия по воскресеньям. Свободного времени почти не оставалось. Три раза в неделю вечером Катя заходила в штаб ЧОН, получала винтовку, патронташ с тремя обоймами патронов и направлялась в порт на свой пост у пакгауза, где дежурила до трех часов ночи, пока ее не сменял кто-нибудь из бойцов взвода.
Трудно было после работы в порту и четырех часов, проведенных в холодной аудитории рабфака, стоять еще несколько часов под осенним ночным дождем на холоде, но Кате даже в голову не приходило, что она могла бы отказаться от этого. Так было нужно для революции, а если нужно для революции, то, значит, и для нее самой, для Кати. И она никогда никому не жаловалась и была горда, что ей, молодой девушке, наравне со старыми коммунистами доверили охранять родной город. Конечно, жутко стоять одной в темноте, но ведь так же стоят все ее товарищи и друзья…
В воскресенье чоновцы с песнями отправлялись в парк Шевченко. Там они учились стрелять.
Разве одна Катя уставала и была голодна? Когда чоновцы шли по улицам города плечом к плечу, нога в ногу и пели «Вихри враждебные веют над нами», Катя испытывала словно какой-то новый подъем чувств, новый прилив сил.
Вихри враждебные веют над нами,
Черные силы нас злобно гнетут:
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще битвы безвестные ждут.
Катя пела вместе со всеми, и лицо ее было сурово, как суровы были слова, мотив и ритм песни, а сердце трепетало от радости, и она готова была к этим грядущим, безвестным битвам и верила, что в этих битвах победят большевики…
С приближением зимы ночи становились все холоднее, и все труднее было переносить этот холод. Особенно зябли ноги, потому что у Кати не было сапог и негде было просушить брезентовые туфли, да и что их сушить - через минуту опять промокнут!…