Только пятнадцать пограничников из ста могли еще держаться на ногах. Они столпились у колодца в нетерпеливом ожидании. Остальные лежали на песке. Многие были без сознания, некоторые бредили, а пулеметчика Гаврикова пришлось связать: он вскочил, вдруг негромко засмеялся, подбежал к бархану, упал на колени, набрал в пригоршню горячего песку и с жадностью начал его глотать.
Врач отряда Карпухин вылил в пиалу из бачка с неприкосновенным запасом последнюю ложку воды, добавил несколько капель клюквенного экстракта и дал больному. А не прошло и минуты, как сам потерял сознание.
С каждым часом палящий зной становился все невыносимее. Но куда скрыться от зноя в пустыне? Будто окаменев, втянув под панцирь головы и лапы, лежали на склонах барханов черепахи. Лошади сгрудились, понуря головы, тяжело вздымая бока. Даже кара-кумские жаворонки, нахохлившись, раскрыв клювики, притаились в безлистных кустах саксаула.
Только неутомимые пустынные славки, совсем крохотные пичуги — видно им жара нипочем, — перепархивали с саксаула на саксаул, да юркие ящерицы стремительно перебегали от норы к норе.
В голубовато-желтом небе, словно впитавшем в себя цвет бескрайных песков, — ни облачка, одно рыжее беспощадное солнце.
Воды!.. Если бы выпить сейчас хоть глоток воды!.. А веревка все скользит и скользит, будто у колодца нет дна.
Булатов облизнул сухим, распухшим языком горячие, потрескавшиеся губы. Он сидел на плаще, распоясанный, расстегнув ворот пропотевшей, скоробившейся от соли гимнастерки, обмотав голову полотенцем, прерывисто дышал. Лицо его, с которого за короткую зиму не успевал сходить загар, стало темно-коричневым. На крутом лбу, на обострившемся носу, на обтянутых скулах кожа облупилась, глаза неестественно блестели.
Веревка на секунду остановилась и отчаянно запрыгала.
— Вытаскивай! — скомандовал Шаров.
Комсомольцы Никитин и Сахаров — они чувствовали себя лучше других — навалились на рукоятку железного ворота, и через несколько минут в четырехграннике сруба показались обсыпанные песком чалма и плечи проводника.
— Плохо, начальник, совсем плохо! — встревоженно проговорил Ислам, пожилой туркмен с седой клинообразной бородкой, и разжал кулак. На ладони лежал сухой песок.
Булатов посмотрел на командира: «Что же теперь делать?»
— Будем откапывать! — сказал Шаров. Ислам поднял руку и слегка подул на ладонь.
Песчинки разлетелись.
— Совсем сухой! На дне сухой, с боков сыплется. Обвал будет, другой колодец надо идти.
Идти до другого колодца? Булатов оглянулся на неподвижно лежащих пограничников. Куда с ними? Они подняться не смогут.
Шаров наклонился к Булатову:
— Надо откапывать. Как себя чувствуешь?
Булатов уперся руками в обжигающий песок и, пошатываясь, встал. Барханы закачались перед глазами и полезли кверху; вместо лица командира он увидел расплывчатое желтое пятно. Тряхнул головой, и барханы стали на свое место.
— Надо! — согласился он.
— Обвал будет! — предостерегающе воскликнул проводник. — Пожалуйста, верь Исламу. Дальше идти надо.
Ислам лет двадцать чабанил в Кара-Кумах, и Шаров всегда считался с его советами, но сейчас приходилось пренебречь житейским опытом проводника и попытаться добыть воду именно здесь.
Булатов застегнул ворот гимнастерки, подпоясался, стащил с головы полотенце, надел фуражку и, тяжело ступая, подошел к лежащим на песке пограничникам. Те, кто имел еще силы, повернулись к секретарю партийного бюро отряда. Некоторые смотрели так, словно им было все равно, что скажет сейчас этот низенький, плотный, крутолобый человек. Они уважали и любили его, но что он может сделать? Скажет: «Будем ждать каравана». А где этот караван? Может быть, он уже прошел где-нибудь рядом за барханами и не заметил дыма сигнальных костров...
Булатов откашлялся и хрипло, не узнавая собственного голоса, сказал:
— Товарищи коммунисты и комсомольцы! Кто из вас может встать?
Несколько пограничников медленно поднялись. Булатов сосчитал их: шесть человек — секретарь партбюро второго эскадрона Киселев, комсомолец-снайпер Семухин, рыжеволосый, веснушчатый балагур Ярцев, три новичка, земляки-иркутчане Молоков, Добров, Капустин.
Булатов перевел дыхание и продолжал, делая после каждой фразы паузу:
— Наш долг — быстрее прийти на помощь отряду Джураева… Не поддержим — погибнут товарищи...
И тогда с трудом поднялись еще три человека: коммунист Забелин, комсомольцы Кругликов и Садков.
— Надо откопать колодец...
И тогда, пошатываясь, поднялись беспартийные бойцы Вахрушев и Коробов.
«Только бы самому не упасть», — подумал Булатов и, помолчав, собравшись с силами, закончил:
— Первыми со мной спускаются товарищи Киселев и Никитин.
— Может, тебе самому-то, Сергей Яковлевич, не. спускаться? — негромко спросил Шаров, обвязывая Булатова веревкой.
— Спущусь.
— Ну, гляди, чтоб была вода, — деланно улыбнулся Шаров.
— Будет!..