Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Соперники вновь принялись за игру, и на этот раз оба играли с особым азартом, а за игрой с интересом следили солдаты-славяне, стоявшие вокруг скамьи, которая служила игровым столом. Где-то далеко раздавались пушечные выстрелы, и от них дрожало пламя в светильнике.

Однако этому, похоже, никто не придавал особого значения, даже хозяин. Он не двигался с места и продолжал безмятежно потягивать сладкое кипрское вино.

Капитан, то и дело разражаясь проклятиями, успел снова проиграть с полдюжины цехинов. Тут полог палатки откинулся, и появился новый персонаж; он был закутан в длинный черный плащ, на голове — изящный небольшой шлем с тремя синими перьями. Он произнес с иронией:

— Очень интересно! Они тут играют, а там турки пытаются разрушить бастион Сан-Марко, и мины рвутся без остановки. Пусть мои люди возьмут оружие и идут со мной. Там сейчас жарко.

Пока словенцы, повинуясь приказу, разбирали алебарды, железные булавы и двуручные мечи, стоявшие в углу палатки, поляк, в скверном расположении духа из-за крупной утечки цехинов в карманы соперника, быстро поднял голову и сердито взглянул на вновь вошедшего.

— А! Капитан Темпеста! — насмешливо протянул он. — Могли бы и сами защитить бастион Сан-Марко, а не являться сюда и мешать нашей игре. Нынче ночью Фамагуста еще не падет.

Молниеносным движением Капитан Темпеста скинул плащ и схватился за рукоять шпаги, висевшей на поясе.

Он был очень молод и очень красив, даже слишком красив для военного человека: высокий, стройный, прекрасно сложенный, с угольно-черными блестящими глазами и пухлым, почти девичьим ртом, белозубый, со смуглой кожей южанина и длинными волосами цвета воронова крыла. Он походил скорее на грациозную девушку, чем на кондотьера. Костюм его отличался элегантностью и опрятностью, хотя бесконечные атаки турок вряд ли оставляли ему достаточно времени, чтобы заниматься своим туалетом.

Он был облачен в стальные доспехи, с гербом на груди, где три резные звезды венчала герцогская корона. На башмаках посверкивали золоченые шпоры, а талию обхватывал богато вышитый голубой шелковый пояс, на котором висела шпага с узким клинком и серебряной рукоятью, из тех, что были на вооружении у французов той эпохи.

— Что вы хотите этим сказать, капитан Лащинский? — не снимая руки с гарды, поинтересовался он, и его мелодичный голос как-то странно контрастировал с низким, грубым голосом поляка.

— Что турки могли бы и до завтра подождать, — пожав плечами, ответил капитан. — Впрочем, у нас достаточно сил, чтобы гнать их до самого Константинополя или до их треклятых аравийских пустынь.

— Не передергивайте карты, синьор Лащинский, — сказал юноша. — Как бог свят, вы только что намекали на меня, а вовсе не на неверных.

— По мне, что вы, что турки — все едино, — резко ответил поляк.

Он все еще пребывал в дурном расположении духа, наверное потому, что неудача преследовала его весь вечер.

Перпиньяно, будучи горячим почитателем Капитана Темпесты, под командованием которого воевал, тоже схватился за шпагу и уже хотел было броситься на поляка, но молодой человек, сохраняя удивительное хладнокровие, удержал его резким движением и сказал:

— Защитники Фамагусты слишком ценны, чтобы мы тут поубивали друг друга. Если капитан Лащинский ищет со мной ссоры, чтобы выместить свое недовольство проигрышем сегодняшнего вечера или потому, что сомневается в моих достоинствах, как я слышал…

— Я?! Клянусь бородой Магомета! — крикнул, вскочив, поляк. — Те, кто вам это наболтал, — презренные пустомели, и я их перебью, как бешеных собак, хотя…

— Продолжайте, — с завидным спокойствием произнес Капитан Темпеста.

— Есть у меня сомнения насчет вашей отваги, — ответил поляк. — Вы слишком молоды, дорогой мой, чтобы наслаждаться славой знаменитого воина, и к тому же…

— Закончите вашу мысль, — с иронической усмешкой сказал Капитан Темпеста, властным жестом остановив Перпиньяно, который снова взялся за шпагу. — Вы говорите весьма занятно, синьор.

Поляк с такой силой ударил о землю скамьей, служившей игровым столом, что она разломалась.

— Клянусь святым Станиславом, покровителем Польши! — вскричал он, нервно подкрутив густые, висящие, как у китайцев, усы. — Шутить изволите, Капитан Темпеста? Сознайтесь честно!

— Должно быть, вы и сами это заметили, — ответил юноша все так же насмешливо.

— Вы, наверное, считаете себя сильным и умелым фехтовальщиком, если осмеливаетесь подшучивать над старым польским медведем, мальчик мой, если… если вы действительно мальчик, в чем я сомневаюсь.

Юноша смертельно побледнел, и в глубине его черных глаз вспыхнул грозный огонь.

— Я четыре месяца сражаюсь в траншеях и на бастионах, мною восхищаются и мои воины, и все осажденные, — немного помолчав, сказал он. — А вы называете меня мальчиком и обращаетесь со мной как с мальчишкой! Вы, фанфарон несчастный, не уничтожили столько турок, сколько их перебил я, это вы понимаете, господин искатель приключений?

На этот раз побледнел поляк.

— Такой же искатель приключений, как и вы! — взревел он.

— Нет, не такой, на моей кольчуге есть герцогская корона.