Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля

Наши странники присутствовали при этом, восседая на спине великолепного и на диво выдрессированного старого слона Надира.

Было жутко видеть, как из лесу ринулась в поле лавина, состоявшая из сотен и сотен могучих серых тел толстокожих животных, все крушивших на своем пути. Еще более жутко было видеть, как, попав в загон, слоны метались там и оглашали воздух жалобными криками. Но к полудню охота закончилась: император Сиама, получив двести великолепных слонов, имел теперь возможность организовать целый отряд «артиллерии на слонах». Правда, во время охоты слоновьей лавиной были затоптаны поля и огороды двадцати деревень и задавлено полтораста человек загонщиков, но кто же считается в Сиаме с подобными мелочами?

В полдень во дворце губернатора был устроен маленький пир в честь Лакон-Тая и его спутников. Прием был очень радушный. Но Лакон-Тай скоро заторопился, и, распрощавшись с губернатором, наши странники вернулись к пристани, где мирно колыхался на волнах бэлон, охраняемый бдительным Фэнгом.

Глава III Предатели

Все дальше и дальше уходил грузный на вид, но быстроходный и подвижный бэлон Лакон-Тая от Бангкока, пробираясь сначала по могучему Мэ-Наму, потом по разнообразным естественным каналам и притокам этой великой водной артерии Сиама, продвигаясь неуклонно на север, туда, где, если верить легендам, в непроходимых дебрях, среди болотистой местности скрываются от взора людского «святое озеро» Тули-Сан и покинутый людьми Город Прокаженных с его многовековыми храмами и дворцами.

Для других путников время тянулось бы нестерпимо медленно, но для пассажиров бэлона это казалось захватывающим путешествием: лодка, предоставлявшая известный комфорт, была гонима сильными ударами весел опытных и ловких гребцов, верный оруженосец Лакон-Тая, вечно бодрствующий Фэнг, чудесно управлял судном, доктор Галэно и Лэна-Пра проводили на палубе целые дни, вместе любуясь чудесной панорамой, развертывающейся перед их взорами, картинами жизни тропиков, столь причудливой и пестрой, а Лакон-Тай вспоминал свою молодость, прошедшую в странствиях и походах против полудиких бирманцев и камбоджийцев, вторгающихся в пределы Сиама, и рассказывал молодым людям о пережитых опасностях и о виденных чудесах природы.

Молодой естествоиспытатель поражался, слыша от старика массу интереснейших подробностей из мира растений или животных.

– Видите ли этот лес? – обращал его внимание Лакон-Тай на группу деревьев, словно спустившихся с гористого берега к потоку, чтобы утолить жажду речной влагой. – Это «вечное дерево». Вы, европейцы, называете его «тэк». Оно идет на постройку судов, потому что ни одно дерево в мире не может сравниться с «тэком» в способности сопротивляться гниению от пребывания в воде. У берегов Сиама и теперь попадаются суда, сооруженные сто лет тому назад. И дерево словно вчера только срублено в лесу, так оно крепко и здорово, несмотря на плавание по морям в течение целого века…

А вот другое дерево, растущее, наподобие бамбука, узлами. Внутри этих стволов, не знаю, по каким причинам, иногда накапливается порошок, который мы, сиамцы, называем «орлиным порошком». Этот порошок ценится на вес золота, и счастлив дровосек, когда ему удается набрести на такой ствол «орлиного дерева»: иногда с одного ствола получается до полпуда порошка, за который китайцы и японцы платят безумные деньги, потому что порошок этот дает материал для приготовления лучших в мире духов.

– Что это за птица? – обращал Роберто внимание старика-рассказчика на нырявшую у песчаной отмели большую птицу.

– Это? Корморан-рыболов. Те же китайцы, японцы, отчасти малайцы ловят корморанов, приручают их и обучают ловить рыбу, но тогда птица охотится за водяными обитателями не для себя, а для своих господ: люди научились надевать на шею «рыболова» кольцо, которое не дает птице возможности проглотить даже маленькую рыбешку, и корморан вынужден покорно тащить добычу своим хозяевам, а те в награду дают ему время от времени какую-нибудь полупротухшую рыбину…

– Что это за крик, напоминающий истерический хохот? – осведомился как-то раз утром Роберто Галэно, тщетно старавшийся разглядеть странное животное, пронзительно хохотавшее в глубине леса.

– Лу-гуои! «Смеющаяся обезьяна»! – ответил Лакон-Тай. – Если тебе, друг, хочется поближе поглядеть на этого хохотуна, мы можем устроить охоту на него. Кстати, наши припасы заметно истощились, и нам не мешало бы поохотиться в лесу, чтобы запастись мясом, но, разумеется, не мясом лу-гуои, потому что ни один из наших гребцов не прикоснется ни за что к мясу этой обезьяны: по народному поверию, лу-гуои вовсе не обезьяна, а «дикий человек леса». Обезьяна будто бы обладает пониманием человеческой речи, но она скрывает это умение по очень курьезной причине: боится, что настоящие люди обратят ее в рабство и заставят работать на себя. Впрочем, лу-гуои – свирепое животное, и, охотясь на него, надо соблюдать особую осторожность.