Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля

Утром, когда было обнаружено отсутствие Роберто Галэно и слуги сообщили старому вождю, что им не удается разбудить спящего явно ненормальным сном Фэнга, в лагере поднялась тревога, начались розыски, разведчики из отряда Лакон-Тая обследовали развалины пагоды и близлежащий лес и скоро отыскали следы похитителей. Мало того, когда Фэнг наконец очнулся и принял участие в поисках пропавшего без вести итальянца, удалось найти один предмет, который навел Лакон-Тая на догадку о том, кто именно являлся его неумолимым врагом и преследователем, по чьему поручению местные обитатели похитили доктора Галэно.

Но тот предмет, о котором мы говорим, был отыскан не кем-либо из отряда Лакон-Тая, а словно самим небом посланными к странникам на помощь соплеменниками Фэнга.

Дело в том, что во время поисков пропавшего доктора Лакон-Тай, Лэна-Пра и Фэнг наткнулись на многочисленные следы, по-видимому, круживших около них людей, а потом обнаружили и темные фигуры, скрывавшиеся в тени листвы. Фэнг решительно выступил вперед, вызывая для переговоров кого-нибудь из этих таинственных преследователей. На зов вышел воин преклонных лет, но сильный и бодрый.

– За что преследуете вы нас? – спросил Фэнг старика. – Зачем вы похитили нашего товарища?

– Мы?! – удивленно воскликнул старик искренним тоном. – Мы следим за вами, это правда, но только потому, что опасаемся нападения с вашей стороны. Мы знаем, что белый человек похищен из вашего лагеря, но мы не участвовали в этом деле. Его похитили стиэнги из рода лагаруа, тогда как мы принадлежим к стиэнгам рода никайатоков.

– К племени моих отцов?! – вне себя от радости воскликнул Фэнг, бросая ружье. – О боги! Я снова среди своих!

– Кто ты, воин? – удивленно спросил его старик.

– Меня зовут Фэнгом, я сын Лоо-Пара!

– Сын моей сестры? – в свою очередь крикнул пришелец. – Ты Фэнг, который попал в плен к сиамцам или, правильнее, был подобран одним их вождем с поля битвы, когда ты лежал окровавленный, готовый испустить дух?

– Да. Этот мой спаситель и мой властитель здесь, со мной!

– Лакон-Тай, великий вождь сиамцев, здесь?

– Да, вот он! Но он не господин мой, а друг и покровитель, и да не будет вражды между ним и племенем отцов моих!

– Само собой разумеется! Мы живем в полном мире с подданными царя Сиама, и мы чтим его величайшего воина. Лакон-Тая! Он будет желанным гостем под кровом нашим и будет братом нашим! – отозвался, склоняясь перед подошедшим к ним Лакон-Таем, вождь стиэнгов рода никайатоков.

Этот союз сразу усиливал отряд Лакон-Тая на несколько десятков бодрых и сильных воинов, а, главное, предоставлял возможность рассчитывать на самую деятельную помощь целого племени. Лакон-Тай был этим так доволен, как если бы одержал блестящую победу. В самом деле, помощь новых союзников оказалась чрезвычайно полезной во всех отношениях, и прежде всего позволила более тщательно прочесать лес вокруг лагеря. При этом один из воинов нашел в траве странное головное украшение из золота в форме обруча с разного рода надписями.

Увидев этот оригинальный венец, Лакон-Тай воскликнул:

– Венец «пурама»! Венец главы талапоинов, камбоджийца! Но как эта драгоценность могла оказаться тут, в лесу?

– Ее потерял владелец, разумеется. И это наш враг! – ответил Фэнг.

– Да, это и есть наш смертельный враг! Где были мои глаза раньше? Как не догадался я об этом? О боги! Верно говорят люди: кого боги захотят покарать, того они сначала делают слепым и глухим!

– О ком ты говоришь, отец? – осведомилась Лэна-Пра.

– О настоящей ядовитой змее из Камбоджи, о Миэнг-Минге, «великом раздавателе милостыни» нашего властителя, о «пураме»!

– Разве он твой враг? Но почему?

– Из-за тебя, дитя! Миэнг-Минг пришелец с темным прошлым, лукавый и властолюбивый, добившийся получения высокого поста при дворе, давно искал чести породниться с какой-нибудь знатной фамилией Сиама, чтобы таким образом укрепить свое положение. Он просил у меня твою руку, когда тебе было только четырнадцать лет, дитя, но я прогнал его! Пусть он был бы рыбаком, поденщиком, ткачом или торговцем, я ничего не имел бы против его профессии. Но этого человека молва упрекает в тысяче преступлений и, между прочим, в том, что он невероятно жесток со своими многочисленными женами.

– И он хотел сделать меня одною из своих двадцати или тридцати жен? Но я никогда не соглашусь стать женой многоженца! – пылко сказала Лэна-Пра, сжимая кулаки. – Лучше смерть, чем это! Ты, говоришь, отказал ему, этому камбоджийцу?

– Да, я прогнал его, и с этого именно времени он начал строить козни, чтобы или принудить меня отдать тебя ему, или погубить меня. Конечно, если бы я погиб, то ты, одинокая и беспомощная, легко сделалась бы жертвой негодяя… Он достиг бы своей цели… О боги! Теперь я понимаю, почему умерли один за другим священные белые слоны! Теперь я ясно вижу и понимаю все! Ему не нужна была смерть ни твоя, Лэна, ни моя: это попросту не входило в его планы. Вот почему он не нападал на нас прямо, вот почему он не убил нас! Ему нужно, чтобы мы живыми попали в его руки!

– А доктор?