Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля

– Пожалуй сюда, эфенди, – пригласил турок герцогиню, остановившись перед входом в шатер. – Госпожа Гараджия теперь, наверное, пьет кофе и курит табак, несмотря на запретительные эдикты Селима. Она не боится, что он отрежет ей нос за неисполнение его повелений.

– Введи меня, – сказала герцогиня, ловко соскакивая с коня.

Капитан сделал знак четырем арабам, стоявшим с обнаженными саблями по обе стороны входа в шатер, и, когда те посторонились, он подошел еще ближе и громовым голосом проговорил:

– Госпожа, к тебе посол от Мулей-Эль-Каделя!

– Впустить его! – раздался в ответ сухой и жесткий голос. – Послу доблестного и непобедимого Дамасского Льва будет здесь оказано самое широкое гостеприимство.

Глава XVI Внучка Али-паши

Герцогиня хотя с сильно бьющимся сердцем, но твердыми шагами подошла ко входу в шатер. Турецкий капитан, делавшийся с каждой минутой все более льстивым и подобострастным, почтительно откинул перед ней полу шатра и с глубоким поклоном пропустил мимо себя сына мединского паши.

Посреди шатра стояла молодая и прелестная на вид девушка, одной рукой опираясь на дорогой серебряный кувшин с вином, стоявший на вычурной подставке возле широкого дивана, на котором она, должно быть, только что сидела.

У нее была удивительно изящная и стройная фигура, нежное, слегка смуглое личико с живым румянцем на щеках, жгучими черными глазами под тонкими дугообразными, точно нарисованными бровями, крохотным ротиком с пунцовыми губками и длинные, густые черные волосы с оттенком воронова крыла. Черты ее лица, своей правильностью и нежностью свидетельствовавшие, что в ее жилах должна течь часть греческой крови, имели в себе нечто такое, что вполне подтверждало славу о ее жестокости, прихотях и привычке больше приказывать, нежели повиноваться.

По тогдашнему обычаю благородных турчанок на ней были широчайшие белые шелковые шаровары, богато вышитые золотом, распашной корсаж из темно-розового бархата с широким золотым бордюром и крупными жемчужными пуговицами, широкий зеленый шелковый шарф с нежной жемчужной бахромой, обвивавший талию и спускавшийся спереди длинными концами, прозрачные шелковые чулки бледно-розового цвета и желтые сафьяновые туфельки с загнутыми носками и золотыми пряжками, усыпанными алмазами. Маленькая кривая сабля в серебряных, выложенных перламутром ножнах дорогой работы и с великолепной рукояткой, сверкавшей изумрудами и желтыми топазами чистейшей воды, была заткнута за пояс.

Увидев мнимого арабского юношу, блиставшего равной с ней красотой, в живописном и не менее богатом костюме, молодая турчанка не могла удержаться от восклицания:

– Ах, какой красавец!

Затем, спохватившись, она вдруг изменила выражение лица и тон и свысока спросила на арабском языке, знание которого у высокопоставленных турок всегда тогда считалось признаком хорошего тона:

– Что тебе нужно от меня?

– Об этом я сейчас скажу тебе, кадиндик, – ответила герцогиня, с достоинством поклонившись.

– Кадиндик?! – с ироничным смехом повторила турчанка. – Так называют у нас женщин гарема, а не свободных девушек нашего круга. Разве ты этого не знал до сих пор?

– Нет, я араб, а не турок.

– А кто ты такой?

– Сын мединского паши, – спокойно отвечала герцогиня, так же бойко говорившая на арабском языке, как сама Гараджия.

– А!.. Твой отец еще в Аравии?

– Да. А разве он тебе знаком, госпожа?

– Нет, я знаю его только по слухам, хотя и провела часть своего детства на берегах Красного моря. В настоящее время я езжу только по Средиземному… Кто же послал тебя ко мне, эфенди?

– Мулей-Эль-Кадель.

По выразительному лицу внучки великого адмирала пробежал легкий трепет.

– Чего он желает? – продолжала она.

– Он прислал меня к тебе с просьбой уступить ему одного из христиан, взятых в плен в Никосии.

– Одного из христиан! – с изумлением вскричала Гараджия. – Кого же именно?

– Виконта Гастона Ле-Гюсьера, – с легкой дрожью в голосе ответила герцогиня.

– Это, верно, тот франк, который был на службе у Венецианской республики?

– Ты угадала, госпожа.

– Почему же Дамасский Лев интересуется этим христианином? На что, в самом деле, нужен ему этот жалкий человек?

– Право, не могу тебе этого сказать… Мне, кажется, Мулей-Эль-Кадель намерен послать его с поручением в Венецию.

– По чьему распоряжению?

– По распоряжению Мустафы, если я не ошибаюсь.

– А разве великий визирь не знает, что этот пленник принадлежит моему деду? – вспылила Гараджия, вся красная от гнева и с искрящимися глазами.

– Вероятно, знает, – невозмутимо ответила герцогиня. – И я осмелюсь напомнить тебе, что Мустафа – главнокомандующий всей турецкой армией и что сделанное им всегда одобряется самим султаном…

– А мне что за дело до всего этого! – пренебрежительно сказала турчанка, задорно пожимая плечами. – Здесь командую я, а не ваш Мустафа.

– Так ты отказываешься исполнить просьбу того, кем я послан к тебе?

Вместо ответа турчанка ударила в ладоши. На этот зов тотчас же явилось двое негров, которые молча опустились на колени у порога.

– Что у нас есть для угощения этого эфенди? – спросила Гараджия, не удостаивая их взглядом.