Есть что-то порочное (по представлениям современной морали) в каждом нормальном мужчине – нечто, влекущее его к орудиям уничтожения, от маленького кинжала до многотысячетонного военного корабля, крейсера межзвездных пространств. Каждое из них имеет не только функциональную, но и эстетическую ценность, которые трудно разделить, как трудно отделить красоту человеческого тела от его здоровья. И вот, наглядевшись с утра на эполеты, аксельбанты, ордена и коралловое шитье на воротниках, наслушавшись зычных командных голосов, Изар ощутил вдруг тоску по своим скромным знакам различия и далеко не столь нарядному мундиру, по безусловному повиновению команде, по бездумной легкости действий, по дрожи палубы под ногами – палубы маленького десантного катера, только что покинувшего борт округлой космической матки, по приближению непредсказуемого – а конкретность опасности всегда непредсказуема, потому что есть множество способов убить тебя, и ты не знаешь, каким из них воспользуется судьба, – а может быть, и вообще пронесет… И ему захотелось вновь зачерпнуть хоть горсточку воды из давно уже и бесповоротно протекшей реки.
На этот раз он не выдавал себя ни за кого другого, он был Властелином и носил мундир Главнокомандующего. Так что в парк был пропущен незамедлительно. Он строго приказал, чтобы по начальству не докладывали о его прибытии, зная, впрочем, что все равно доложат (как он и сам доложил бы, будь он сегодня начальником караула), – и представляя четко, сколько минут остается у него на одиночество здесь, среди военных машин. Немного времени было ему отпущено на изъявление чувств. Поэтому он не стал заходить вглубь, но приказал открыть первый же эллинг и оставить его там одного.
Здесь стояли атмосферные штурм-агралеты, низкие, плоские машины, очертаниями схожие с рыбой-скатом, – ужас для всего, что ехало, бежало, ползло или окапывалось внизу, на атакуемой планете. Лишенные собственного хода в пространстве, они выстреливались с десантных маток в верхних слоях атмосферы, пронизывали ее, теряя одноразовое защитное покрытие, и, оказавшись в плотных слоях, сразу же шли в атаку: первая волна – на ракетные противодесантные установки, вторая и прочие – на все остальное, что могло взрываться, гореть и умирать. Те, кто пилотировал машины первой волны, редко оставались в живых; поэтому Изар в то время был назначен только во вторую, – он пытался протестовать, но отец его посчитал, что и такой стажировки более чем достаточно: в конце концов, вторая волна тоже не лечебница для нервных, просто там больше убиваешь, но реже гибнешь сам – однако это уж как повезет. И вот теперь Властелин подошел к ближайшей машине, с белой единичкой в черном круге на крыльях (номер волны) и тройкой на горбике фюзеляжа, означавшей собственный номер штурмовика. Подошел, на миг заставив себя поверить, что это его машина, что это он сейчас займет место в кабине и приготовится к старту и атаке. Возникло вдруг странное чувство единства, едва ли не родства с этой машиной; он прижался щекой к холодному, зеркально-гладкому борту, приласкал его пальцами, как если бы то была женщина, хотя с женщиной, он, скорее всего, больше стеснялся бы. Щека его повлажнела – то ли роса села на холодный металл, то ли слеза скатилась? Нет, скорее роса все-таки…
Так Изар простоял минуты две – безмысленно, растворенно… Потом снаружи застучали по бетону торопливые шаги: командир полка, конечно. Изар выпрямился, задрал подбородок, прищурил на всякий случай глаза.
– Отставить, – сказал он, прервав начатый было рапорт. – Вы хорошо содержите технику, Острие полка. Вы, конечно, захватили журнал поверяющих? Дайте свет, я сделаю запись.
Он хотел было спросить, кто служит на тройке, но удержался: вопрос дал бы повод для лишних разговоров, пилоту же мог в чем-то помочь, а мог и повредить. Ничего, не составляет труда узнать это и завтра. Зачем? Изар не смог бы ответить на этот вопрос. Может быть, ему показалось, что незнакомый пилот будет его личным представителем в будущих атаках?
Да нет; каждый пилот будет его личным представителем. И каждый командир полка. Каждый генерал. Все как один.
– Благодарю за службу, – сказал он, прощаясь.
– Слава Власти! – четко прозвучало в ответ.
Кого видел перед собой Острие полка в тот миг? Мальчишку – пилота с небольшим стажем? Или – Главнокомандующего, Властелина?
Он был военным человеком. Значит – все-таки Властелина.
И уж подавно Властелином выступил он наутро перед историками – людьми, не избалованными вниманием верхов и потому то ли испуганными, то ли смущенными, а скорее – и то и другое пополам.
Говоря с ними, он переводил взгляд с одного на другого, стараясь угадать: вот этот, похоже, станет пробиваться, делать карьеру, ну что же, отправим в разведку, пусть покажет, каков он как специалист и как человек. Сосед его – явно ведомый, но такие часто зарываются в предмет глубже остальных, не тратя сил на лидерство. Надежный рычаг композиционной группы? Поживем – увидим…