— Р-рота, смир-рно! P-равнение налево! — пролаял начальник отряда. Сорвав с головы шляпу, он отсалютовал королевскому замку. Молодое лицо его пылало священным благоговением пред личностью того, над кем зримо и незримо парит золотой королевский штандарт.
Рота промаршировала мимо дворца. На спинах воинов мерно покачивались аркебузы. Иоганн Кеплер смотрел вослед отряду. Он мучительно пытался припомнить нечто важное, связывающее воедино судьбу его, имперского математика, и участь этих ландскнехтов, которые уходят неведомо куда умирать неизвестно за что. И вдруг его осенило: да ведь начальник отряда…
— Мартин! Мартин! Мартин Шпатц!
Предводитель оглянулся, пытаясь на ходу разглядеть того, кто позволил себе так фамильярно его окликнуть. Наконец он остановился в замешательстве, скомандовал: «Рота, стой!», направился к Кеплеру. И, лишь подойдя шагов на десять, все понял. Но и поняв все, он не потерял самообладания.
— Рота, составить аркебузы в козлы! Перекур! Выступаем через четверть часа! — скомандовал Мартин и только тогда бросился в объятья к улыбающемуся Кеплеру.
После обычных в таких случаях «какими судьбами?», «откуда ты взялся?», «дьявол меня забери!» и прочих восклицаний друзья завернули за угол арсенала и здесь, вдали от любопытствующих, опорожнили из Мартиновой фляги по чарке обжигающего зелья.
После второй чарки ландскнехт заткнул флягу пробкой — служба есть служба — и произнес:
— А все-таки, магистр соврал, соврал, лицедей. Помнишь, кому жезл полководческий предрекал? Тебе. А на поверку что вышло? Вот и верь разным ворожеям да колдунам.
— Куда ж ты направляешься, полководец? — спросил Иоганн, пытаясь отыскать в суровом воителе с тремя рваными шрамами на левой щеке облик того, прежнего Мартина — увальня и тихони.
— На Средний Рейн. Турок воевать. Коли живым вернусь, награда обещана, и немалая. Может, выбьюсь в начальники колонны.
Иоганн потрогал кинжал в золоченых ножнах, висевший на поясе у Мартина, вспомнил недавний разговор с казначеем, вздохнул:
— Не очень-то доверяй, друг, обещаниям да клятвам.
— Ну это ты зря, — возразил ландскнехт. — Обещанье обещанью рознь. Нас заверили пресветлым именем его величества государя императора.
Что тут было сказать? Блажен верующий: стоило ли разуверять простодушного в том, в чем сам Иоганн давно разуверился.
— Прощай, Мартин. Дай тебе бог остаться живым и невредимым. На память от меня прими сии часы. И знай: я всегда любил и люблю тебя как брата. — Кеплер отстегнул часы на цепочке, вложил их в руку Мартину.
— И ты прощай, брат мой математикус. А взамен возьми сей кинжал. Мне его лучшие кузнецы выковали в Шварцвальде. Он тебе пригодится.
Они обнялись.
— Постой, брат Мартин. Я поведаю тебе напоследок одну историю. Она тебе тоже пригодится. — Иоганн вытащил кинжал из ножен и, разглядывая вычеканенный узорчатый клинок, заговорил: — Я расскажу тебе историю про наемников римского императора Октавиана. Когда ему однажды пришлось туго, он приказал возвестить всем рабам, что они могут вступать в его армию. Он поклялся своим пресветлым именем: по возвращении из похода записавшиеся в солдаты станут свободными. И представь себе, он выиграл войну. Двенадцать тысяч рабов полегли костьми в сраженьях. Десять тысяч вернулись с поля брани. Они вернулись, дабы получить обещанное — свободу. И как, по-твоему, поступил император Октавиан? Он их предал самым подлейшим образом. Ровно половину рабов он выдал прежним их господам. Он всех бы выдал, да только сами господа отказались от безрукого и безногого рабьего товара. А остальные пять тысяч рабов, спросишь ты, ландскнехт Шпатц. Остальные пять тысяч, все эти увечные и калеки, однажды были окружены несколькими легионами и вырезаны дочиста. До последнего человека. Сначала у них хитростью выманили оружие, а затем всех до одного закололи. Зарезали, как стадо телят. Кто помнит теперь имя хотя бы одного из этих легковерных? Никто. А ратные подвиги клятвопреступника Октавиана прославлены в веках. Его бюсты и статуи торчат во всех сокровищницах Европы.
Кеплер вложил кинжал в ножны и улыбнулся другу виноватой улыбкой.
— Я запомню твою историю. Навсегда, — заговорил Мартин. — Теперь уже поздно раскаиваться. По собственному разумению угодил в солдаты, назад пути нет. Не зря же любой ландскнехт пред баталией бросает горсть земли через плечо. Мы отреклись от всего земного. — Он озабоченно посмотрел на часы. — Однако не забывай, что и ты тоже наемник.
На дворцовой крыше плавился, как в тигле, закат.
Одинокий коршун захлестывал небо кругами, подстерегал добычу.
— Прощай, наемник императора Октавиана, — сказал математикус Иоганнес Кеплерус.
— Прощай, наемник императора Рудольфа, — сказал ландскнехт Мартин Шпатц.
За арсеналом, возле королевского замка, наемники в последний раз обнялись, накрытые исполинской тенью собора святого Вита, летящей в бездну.
СЫН ВЕДЬМЫ,
ВНУК КОЛДУНЬИ